Сёгун
Шрифт:
– Тсукку-сан! Как осмелился ты убегать от моей галеры! Здесь нет пиратов – только те, что там у входа в гавань на рыбачьих лодках. Я хочу немедленно подойти к борту!
Алвито закричал в ответ по-японски, разыгрывая удивление:
– Но, господин Торанага, простите, у нас не было и мысли, что это вы! Мы думали, что это только ловкий трюк. Серые сказали, что бандиты-ронины силой захватили галеру! Мы думали, бандиты с английским пиратом плавают под фальшивым флагом. Я немедленно поднимусь к вам.
– Нет. Я сейчас же подойду к вам.
– Прошу вас, господин Торанага,
Родригес слушал, как глумлив голос Алвито, и думал о том, насколько труднее иметь дело с японцами, чем с китайцами. Китайцы понимают искусство торговли, компромисса и уступок, вознаграждений. Но японцы наполнены гордостью, а когда гордость мужчины оскорбляется – для любого японца, не обязательно даже самурая, – смерть является лишь малой ценой, заплаченной за оскорбление. «Ну, идите, давайте кончать», – хотелось крикнуть ему.
– Адмирал, я сейчас же отправлюсь к ним, – говорил отец Алвито. – Ваше Преосвященство, если вы тоже поедете, это очень поможет ублаготворить его.
– Я согласен.
– Это не опасно? – спросил Феррьера. – Вас двоих могут использовать как заложников.
Дель Аква сказал:
– В тот момент, когда появятся признаки измены, я прикажу вам, именем Божьим, уничтожить этот корабль и всех, кто на нем плавает, независимо от того, будем ли мы на борту или нет.
Он спустился на ют, оттуда на главную палубу, прошел сзади пушек, – складки его одеяния величественно развевались. В начале трапа он оглянулся и изобразил руками крест. После этого он застучал сапогами по трапу, спускаясь к баркасу.
Боцман отчалил. Все моряки были вооружены пистолетами, под сиденьем боцмана был припрятан бочонок пороха.
Феррьера облокотился на планшир и тихо сказал:
– Ваше преосвященство, привезите с собой еретика.
– Что? Что вы сказали? – Дель Акве нравилось играть с адмиралом, чье постоянное высокомерие смертельно оскорбляло его, так как он, конечно, давно решил захватить Блэксорна и достаточно хорошо слышал. «Какая глупость», – подумал он.
– Привезите с собой еретика, а? – опять сказал Феррьера. С юта Родригес слышал глухое: «Да, адмирал», – и подумал: «Какое злодейство ты задумал, Феррьера?»
Он с трудом повернулся в кресле, его лицо побледнело. Боль в ноге была изматывающей, чтобы терпеть ее, от него требовалось очень много усилий. Кости срастались хорошо, и, слава Мадонне, рана была чистой. Но трещина оставалась трещиной и даже малейшее качание судна было тяжелым испытанием. Он глотнул грогу из сильно опорожненного морского меха, свисающего с колышка на нактоузе. Феррьера наблюдал за ним.
– Ваша нога еще болит?
– Все нормально, – грог ослабил боль.
– Будет ли все нормально для того, чтобы проплыть отсюда до Макао?
– Да. И все время воевать с морем. И вернуться летом, если вы это имеете в
– Да, это то, что я имею в виду, кормчий. – Губы опять сложились в насмешливую улыбку. – Мне нужен здоровый кормчий.
– Я здоров. Нога хорошо заживает. – Родригес отключился от боли. – Англичанин не поднимется на борт по доброй воле. Я не думаю, что он придет.
– Сто гиней за то, что вы не правы.
– Это больше, чем я зарабатываю за год.
– Сможете заплатить после того, как мы прибудем в Лиссабон, из доходов от Черного Корабля.
– Согласен. Ничто не заставит его подняться на борт добровольно. Я стану на сто гиней богаче, ей-богу!
– Беднее! Вы забыли, что иезуиты хотят, чтобы он попал сюда, больше, чем я.
– Почему они хотят этого?
Феррьера оценивающе посмотрел на него и не ответил, все так же криво улыбаясь. Потом, поддразнивая его, сказал:
– Я выведу Торанагу из гавани, если он отдаст мне еретика.
– Я рад, что я ваш союзник и необходим вам и Черному Кораблю, – сказал Родригес. – Я бы не хотел быть вашим врагом.
– А я рад, что мы понимаем друг друга, кормчий. Наконец.
– Я требую вывести меня из гавани. Мне нужно сделать это быстро, – сказал Торанага через переводчика Алвито дель Акве; кроме них, присутствовали еще Марико и Ябу. Торанага стоял на полуюте, дель Аква – на главной палубе, ниже его, рядом с ним, – Алвито, но и при этом их глаза были на одном уровне. – Или, если вам так удобней, ваш боевой корабль может убрать эти рыбачьи лодки с моего пути.
– Простите меня, но это будет недопустимый враждебный акт, который вы бы не могли – не могли рекомендовать фрегату, господин Торанага, – сказал дель Аква, разговаривая непосредственно с ним, – он считал, что Алвито переводит синхронно, как всегда. – Это невозможно – открытый акт военных действий.
– Тогда что вы предлагаете?
– Пожалуйста, давайте поднимемся на фрегат. Спросим адмирала. Он примет решение теперь, когда мы знаем ваше желание. Он военный человек, мы нет.
– Приведите его сюда.
– Вам было бы быстрее это сделать, господин. Не говоря, конечно, о чести, которую вы окажете нам.
Торанага знал, что это правда. Несколько мгновений назад они видели, как с южного берега отплыло еще несколько лодок с лучниками, и, хотя в данный момент они были в безопасности, было ясно, что в течение часа выход из гавани будет перекрыт неприятелем.
И он знал, что выбора у него нет.
– Извините, господин, – объяснил ему Анджин-сан ранее, во время неудачной погони, – я не могу приблизиться к фрегату, Родригес слишком искусный кормчий. Я могу прекратить его бегство, если ветер будет держаться, но я не могу загнать его в ловушку, если он не сделает ошибки. Мы должны договориться.
– А он допустит ошибку, и ветер продержится? – спросил Торанага через Марико. Она ответила:
– Анджин-сан говорит, что мудрый человек никогда не держит пари относительно ветра, если это не ветер торговли и вы не в море. Мы здесь в такой гавани, где горы вызывают завихрения воздуха и его потоки. А кормчий Родригес не допустит ошибки.