Сёгун
Шрифт:
– Молчать! Ты сошел с ума!
Оми поклонился, выслушивая этот выговор. Но потом он поднял глаза и сказал спокойно: – Тогда, пожалуйста, разрешите мне совершить сеппуку, господин. Но прежде позвольте мне закончить. Я нарушу свой долг, если не попытаюсь защитить вас. Я прошу об этом последнем одолжении как преданный вассал.
– Кончай!
– Сейчас не работает Совет регентов, так что сейчас нет и официальной защиты для этого оскорбляющего, плохо воспитанного Дзозена и его людей, если вы не считаетесь с этим незаконным документом, составленным благодаря, – Оми собирался сказать «слабости», но заменил слово и продолжал говорить спокойным повелительным тоном, – благодаря обману,
– Я согласен с Оми-саном, господин, – лицо Игураши отражало его беспокойство, – что касается убийства посыльного – это будет опасно, потом уже нельзя будет отступать. Дзозен, конечно, пошлет завтра одного или двух человек. Они могли исчезнуть, быть убитыми бандитами, – он остановился посреди предложения. – Почтовые голуби! На вьючных лошадях Дзозена было две корзины!
– Мы отравим их сегодня ночью, – сказал Оми.
– Как? Они будут охраняться.
– Я не знаю, но они должны быть убиты или выпущены до рассвета.
Ябу сказал:
– Игураши, сейчас же отправь человека следить за Дзозеном. Смотри, не пошлет ли он своих голубей сегодня.
– Я предлагаю послать всех наших соколов и сокольничих сразу прямо на восток, – быстро добавил Оми.
– Он заподозрит обман, если увидит, что его птицы погибли или покалечены, – сказал Игураши.
Оми пожал плечами:
– Но они должны быть остановлены.
Игураши взглянул на Ябу. Ябу кивнул:
– Делай.
Когда Игураши вернулся, он сказал:
– Оми-сан, мне в голову пришла одна мысль. Многое из того, что вы сказали, было правильно, о Джикье и господине Ишидо. Но если вы посоветовали, чтобы гонцы «исчезли», то зачем вообще играть с Дзозеном? Зачем сообщать ему что-то? Почему не убить сразу же?
– А действительно, почему? Вдруг это развлечет Ябу-саму? Я согласен, ваш план лучше, Игураши-сан, – сказал Оми.
Теперь оба глядели на Ябу.
– Как я смогу сохранить ружья в тайне? – спросил он их.
– Перебить Дзозена и его людей, – ответил Оми.
– А больше никак?
Они покачали головой.
– Может быть, я смогу договориться с Ишидо, – сказал Ябу, пытаясь придумать способ выбраться из ловушки. – Вы правы относительно времени. У меня есть
– Было бы мудро сделать вид, что вы собираетесь ехать в Осаку, – сказал Оми, – но не вредно было бы сразу же поставить в известность Торанагу. Один из наших голубей мог бы вылететь в Эдо до захода солнца.
Игураши сказал:
– Вы бы, конечно, могли сообщить господину Торанаге о Дзозене, его приезде и о том, что через двадцать дней будет совещание регентов. А об остальном, об убийстве господина Ито, слишком опасно писать, даже если… Слишком опасно, правда?
– Я согласен. Об Ито промолчим. Торанага сам об этом догадается. Это ведь очевидно, так?
– Да, господин. Немыслимо, но очевидно.
Оми молча ждал, его мозг отчаянно искал решение. Глаза Ябу остановились на нем, но он этого не боялся. Его совет был обоснован и предлагался только для зашиты клана, семьи и Ябу, главы клана в данный момент. То, что Оми решил убрать Ябу и поменять вождя клана, не мешало ему давать Ябу умные советы. И теперь он уже приготовился умереть. Если Ябу был так глуп, чтобы не воспринимать очевидную правоту его идей, тогда скоро некому будет руководить кланом. Карма.
Ябу наклонился вперед, все еще не решаясь:
– Есть ли какой-нибудь способ убрать Дзозена и его людей без опасности для меня?
– Нага. Как-нибудь спровоцировать Нагу, – просто сказал Оми.
В сумерках Блэксорн и Марико подъехали к воротам своего дома, сопровождаемые слугами. Оба устали. Она ехала по-мужски, в широких брюках и накидке с поясом. От солнца ее защищали широкополая шляпа и перчатки. Даже крестьянские женщины пытались защитить свои лица и руки от лучей солнца. Белизна кожи свидетельствовала о знатном происхождении.
Слуги-мужчины взяли поводья и увели лошадей. Блэксорн отпустил своих сопровождающих и на сносном японском приветствовал Фудзико, которая, как обычно, гордо восседала на веранде.
– Можно, я приготовлю вам зеленый чай, Анджин-сан, – церемонно, как обычно, сказала она, и он, как всегда, ответил: – Нет. Сначала я приму ванну. Потом саке и немного еды. И, как обычно, он ответил на ее поклон, прошел через коридор на заднюю сторону дома и вышел в садик, затем по извивающейся дорожке дошел до бани, сделанной из плетня, обмазанного глиной. Слуга взял его одежду, он вошел и сел нагишом. Другой слуга вымыл его щеткой, намылил, вымыл голову и сполоснул водой, чтобы смыть мыльную пену и грязь. Потом, уже совсем вымывшись, он потихоньку, так как вода была горячей, спустился в огромную ванну с железными стенками и лег.
– Боже мой, это прекрасно, – ликовал он, позволяя теплу проникать в мускулы; глаза его были закрыты, по лбу обильно бежал пот.
Послышался звук открывающейся двери и голос Суво: «Добрый вечер, хозяин», следом за этим полился поток японских слов, который он не мог понять. Но сегодня вечером он слишком устал, чтобы разговаривать с Суво. И ванна, как много раз объясняла ему Марико, «не только для очистки кожи. Ванна – это дар богов, завещанное нам богами наследство для радости и наслаждения».
– Помолчи, Суво, – сказал он, – сегодня вечером хочется подумать.
– Да, хозяин, – сказал Суво. – Прошу прощения, но вам следовало сказать: «Сегодня вечером я хочу подумать».
– Сегодня вечером я хочу подумать, – правильно повторил Блэксорн фразу по-японски, пытаясь удержать в голове почти непонятные для него звуки, радуясь, что его поправили, но слишком утомленный всем этим.
– Где книжка по грамматике и словарь? – спросил он Марико первым делом в то утро. – Ябу-сама позаботился об этом?