Сёгун
Шрифт:
– Поблагодарите ее и скажите, что я польщен тем, что она стала моей наложницей, – сказал он.
Марико тоже поклонилась ему:
– Анджин-сан, мы глядим на вас новыми глазами. Наш обычай таков, что мы иногда ведем себя очень серьезно. Вы открыли мне глаза. Очень на многое. До сих пор вы для меня были просто чужеземцем, варваром. Пожалуйста, простите меня за мою глупость. То, что вы сделали, доказывает, что вы самурай.
Он вырос в своих глазах в этот день. Но близость к смерти изменила его больше, чем он сам это понимал, и напугала его навеки, больше, чем все остальные
«Ты надеялся на Оми? – спросил он себя. – Что Оми не даст убить тебя? Разве ты не давал ему много раз почувствовать это?
– Я не знаю, я только рад, что он был начеку, – честно ответил себе Блэксорн. – Наступила другая жизнь!»
– Это моя девятая жизнь. Последняя! – сказал он вслух; пальцы Суво сразу же остановились.
– Что вы сказали, Анджин-сан?
– Ничего. Так, ничего, – ответил он, чувствуя себя неловко.
– Я не сделал вам больно, хозяин? – спросил Суво.
– Нет.
Суво сказал что-то еще, чего Блэксорн не разобрал.
– Дозо?
Марико ответила из ванны: – Он хочет теперь помассировать вам спину.
Блэксорн повернулся на живот, повторил эту фразу по-японски и сразу же позабыл ее. Сквозь пар он видел Марико, она глубоко дышала, слегка откинув назад голову, кожа на теле у нее порозовела.
«Как она выдерживает такую жару, – спросил он себя. – Тренировка, я думаю, с самого детства».
Пальцы Суво ласкали его, он почти моментально уснул. «О чем я думал?
– Ты думал о своей девятой, своей последней жизни, и ты испугался, вспомнив это суеверие. Здесь все другое и это навсегда. Сегодня – это всегда. Завтра может случиться очень многое. Пока я буду жить по их законам.
– Я буду жить».
Служанка принесла закрытое блюдо. Она держала его высоко над головой, как это было у них заведено, так что ее дыхание не загрязняло пищу. Она стала на колени и поставила его на обеденный столик перед Блэксорном. На другом маленьком столике были чашки и палочки для еды, чашки для саке и салфетки, изящный букет цветов. Фудзико и Марико сидели перед ним. В волосах у них были цветы и серебряные гребни. Кимоно Фудзико было с зелеными рыбками на белом фоне, оби золотистого цвета. Марико надела черное с красным узором из тонких серебристых хризантем и оби в красную с серебристым шахматную клетку. Обе, как всегда, надушились. Для отпугивания ночных насекомых зажгли курильницу с благовониями.
Блэксорн имел достаточно времени, чтобы успокоиться. Он знал, что любое выражение неудовольствия с его стороны нарушит очарование этого вечера. «Если бы можно было ловить фазанов, все пошло бы по-другому», – подумал он. У него была лошадь и ружья, можно было бы охотиться и самому, если бы только было время.
Фудзико наклонилась и сняла крышку. Маленькие кусочки жареного мяса имели весьма привлекательный вид. У Блэксорна от запаха потекли слюнки.
Он медленно взял кусочек мяса палочками для еды, стараясь не уронить, и начал жевать мякоть. Она была жесткая и сухая, но он так давно обходился без мяса, что оно показалось ему превосходным. Еще один кусок. Он вздохнул с удовольствием:
«Иси-бан,
Фудзико покраснела и налила ему саке, стараясь спрятать лицо. Марико обмахивалась малиновым веером, украшенным изображениями стрекоз. Блэксорн большими глотками выпил вино и съел еще один кусок, налил еще и по ритуалу предложил свою полную чашку Фудзико. Она отказалась, также по обычаю, но сегодня он настоял, поэтому она осушила чашку, слегка поперхнувшись. Марико также отказывалась и также была вынуждена выпить. Потом он опять приступил к фазану, пытаясь есть такими маленькими кусочками, какие только мог отрезать. Женщины едва притронулись к своим маленьким порциям овощей и рыбы. Это не удивило его, так как, по обычаю, женщины ели до или после мужчин, так чтобы за ужином все внимание можно было уделять только хозяину.
Он съел всего фазана и три чашки риса и прихлебнул еще саке, что тоже считалось признаком хорошего воспитания. Он утолил свой голод впервые за несколько месяцев. Во время еды он покончил с шестью бутылочками горячего вина, Марико и Фудзико поделили между собой две. Теперь они раскраснелись и хихикали с глупым видом.
Марико засмеялась и прикрыла рот ладонью: – Я бы хотела уметь пить саке как вы, Анджин-сан. Вы пьете саке лучше всех, кого я знаю. Я держу пари, что вы могли бы выпить больше всех в Идзу! Я могла бы выиграть на вас кучу денег!
– Я думал, самураи не любят такие игры.
– О, да, не любят, абсолютно точно, они же не купцы или крестьяне. Но не все самураи таковы и многие, как вы говорите, многие держат пари как южные вар… как португальцы.
– Женщины тоже держат пари?
– О, да, очень многие. Но только между собой и с другими госпожами и всегда так, чтобы не узнали их мужья! – она весело перевела все это Фудзико, которая еще больше раскраснелась.
– Ваша наложница спрашивает, англичане тоже заключают пари? Вам нравится спорить?
– Это наше национальное развлечение, – и он рассказал им о скачках, кеглях, травле быков собаками, охоте на зайцев с собаками, охоте с гончими и с хищными птицами, новых театральных группах и каперских свидетельствах, стрельбе, метании стрел, лотереях, кулачных боях, картах, борьбе, игре в кости, шашки, домино и времени ярмарок, когда ставишь фартинг на число и заключаешь пари с колесом удачи.
– Но где вы находите время на жизнь, войну, на любовь? – спросила Фудзико.
– Ну, для этого всегда есть время, – их глаза на мгновение встретились, но он не смог прочитать в них ничего, кроме счастья и, может быть, небольшого опьянения.
Марико попросила его спеть матросскую песню для Фудзико, он спел, и они похвалили и сказали, что это самое лучшее из всего, что они когда-либо слышали.
– Выпейте еще саке!
– О, вы не должны наливать, Анджин-сан, это женская обязанность, разве я вам не говорила?
– Да. Налейте еще, дозо.
– Я лучше не буду. Я думаю, я свалюсь, – Марико усиленно заработала веером, и поток ветра разрушил ее безукоризненную прическу.
– У вас красивые уши, – заметил он.
– У вас тоже. Мы с Фудзико-сан думаем, что ваш нос тоже совершенен, достоин дайме.