Секрет Небосвода. Рассказы
Шрифт:
Каменев, горячась, щелкал кнутом и с зычным криком: «Ну! Пошли хорошие! Давай ходу!», нещадно хлестал тяговых в упряжке по спинам. Те скрипели зубами, стонали и еще сильнее, от боли отчаянно разгоняя телегу.
– А вы, товарищ Зиновьев, утверждали будто крысы не пойдут в упряжке! – обернулся назад Каменев.
Зиновьев, чуть привстав, хлопком вышиб из бутылки шампанского пробку и отхлебнул из горла:
– И сколько, вы думаете, в нашей паре грызунов лошадиных сил?
– До черта с куличиком, – Троцкий оглянулся по сторонам, тоже выпил, развязал холщевый мешок и стал разбрасывать листовки. – Обратите, товарищи, внимание
– Эх, пошла родная! – Каменев размашисто, со свистом, прошелся кнутом по упряжке, так что тяговые взвыли от боли. – Правее судари, правее! Вы же у нас поголовно правые, вам налево не полагается… Жарко вам?! Сейчас охладимся…
Из-за угла дома показалась набережная городского пруда с пологим, выложенным плитами, спуском к воде. Ни Юрий Петрович ни Валерьян Захарович, от стылого ужаса этих адских десяти последних минут казалось, сошедшие с ума, сначала не поняли, что их ожидает. Только увидев перед собой зеленую муть и почуяв сырость ряски, они отчаянно попытались затормозить давившую сзади по накату берега телегу. Ничего не вышло. В воздухе еще пару раз задорно просвистел кнут, над поверхностью пруда раздались два оборванных крика и телега с ходу, шумно и грузно вошла в воду.
В две минуты все кончилось. Трое в масках соскочили на берег, даже не замочившись, и стремглав скрылись в ближайших кустах, обильно разросшихся по дворам. Телега ушла на дно. Над поверхностью остались только стоящие по плечи в воде обои тяговые, с торчащим над ними дышлом. Оба мощнотелых градоначальника отфыркивались как тюлени, старались устоять на ногах, дергано крутили головами, так и не произнеся ни слова. Вокруг замерла удивительная тишина. Чиновники смотрели друг на друга с немым вопросом, не понимая, почему все кончилось, и куда все подевались.
Когда взбаламученная поверхность пруда успокоилась, на берегу стали собираться горожане. Старик из дворовой команды игры в домино поднял с дороги листовку. Он пригляделся к печатному тексту и, сделав паузу, прочитал вслух остальным: «Граждане! Этой акцией общественность Тихомира протестует против власти, которая не умеет управлять городом. За восемь лет правления они довели город до разрухи. Отобрали у горожан будущее. Мы заявляем о намерении отстранить этих людей от власти и предлагаем поддержать нас. В Тихомире нужно установить народное самоуправление, как положено по закону».
Стул. Скамейка. Карандаш
– Вениамин Игоревич! Звоните в администрацию! Я не знаю, в милицию звоните! – ректор даже не заметил, как декан ворвалась к нему в кабинет.
– Да что, Дарья Сергеевна? – поднялся Вениамин Игоревич ей навстречу. – Вы уже студентов заболтать не можете? Ерунда какая-то!
– Да вы послушайте! Там черт знает что! Будто на митинге!
Через длинный коридор, спустившись этажом ниже, ректор прошел в лекторий. Внутри, так что ничего не разобрать, стоял густой гул голосов, которые возмущались, выкрикивали что-то и вопили; нагло заявляли или угрюмо напирали друг на друга, на ученый совет, на профком, на всю власть и весь белый свет.
Дарья Сергеевна вырвалась вперед и замахала руками. Студенты заголосили еще громче.
– Вы что? – сразу оживился при виде ректора полный, с круглыми щеками и двойным, несмотря на молодость, подбородком
– Ищите, ищите, – сыпалось из рядов. – Привыкли вынюхивать!
– Вы против выявления бандитов, нападавших на администрацию? – гремел парторг, краснея и сбрасывая в ярости прежний стерильный вид.
– А вы против выявления бандитов в администрации? – не унимались ряды.
Вениамину Игоревичу за тридцать лет работы таких студентов видеть не приходилось. Он привык к наглецам-одиночкам, к идейным, с болезненно сверкающими глазами, в конце концов, к озлобленным нищетой и унижением, но слабым, с прозрачной душонкой просителям. Теперь перед ним стояла стена крепких сытых лиц, в глазах – огонь, в словах – дерзость, в голосе – твердость умно скроенных фраз.
Ректор послушал, поморщился при виде Александра в первом ряду, о чем конечно узнают где нужно, вышел к центру зала, поднял руку и, когда толпа немного поутихла, заговорил:
– Все мы учимся и работаем для достойного, стабильного будущего. Для такого будущего нам необходимо крепкое государство, крепкая власть…
– Нам – не нужна! – раздалось из глубины студенческих рядов.
Ректор стрельнул глазами на голос и, не сбившись, продолжил.
– А государство не может существовать без закона. Руководство города и района было избрано демократическим способом…
– Но не народным! – выкрик с другой стороны.
– И много лет работает на благо…
– Слишком много лет! – голос с первого ряда.
Ему на миг показалось, что это крикнул Александр. Вениамин Игоревич властно посмотрел на него, сделал паузу. Тридцать лет ректор выступал с речами. Внимательным взглядом обвел студенчество. В рядах снова приутихли.
– …работает в меру сил, по законам государства, – он остановился и выше вскинул выточенный будто из бронзы подбородок. – Чего хотите вы? Другой власти? Других законов? Участвуйте в выборах! Занимайтесь политикой – никто не мешает! Достигайте власти законным путем.
– У этой власти нет закона! – без сомнения, с удивительной твердостью послышалось с самых первых рядов, и ректор чуть вздрогнул лицом – снова послышался сыновний голос. Вокруг одобрительно зашумели.
– Жители Тихомира, – с еще большей твердостью продолжил ректор, – живут по законам, хотят порядка, а не анархии. Мы все хотим мира и все что можем – делаем для этого. Вы – учитесь…
Посиделки на именинах
Екатерина Михайловна мельком оглядела себя в зеркало, взгрустнула по новой морщине, медленно, затаив дыхание зажгла свечки, окинула взглядом торт и вышла к гостям.
Вокруг именинника притихли. Витя подошел к маме и разом затушил свечи. За столом поздравительно зашумели. Екатерина Михайловна растрогано улыбнулась. Гордость переполняла ее: пусть работа не с высокой зарплатой, но стабильная, уважаемая – в газете статьи выходят, в городе сына знают, водительские права получил, квартиру ему купили, вот и девушку первый раз привел, Оксаной зовут. Вон как смотрит на Витю. Друзей полон дом, и разговоры у них современные, прогрессивные. Пойдет далеко. Есть у Екатерины Михайловны знакомые на местах, все пионерами к ней в библиотеку бегали.