Секрет Небосвода. Рассказы

Луданов Илья

Мы прошли в дом, где ждал гостей сервированный стол. В коридоре, в углу стояла старуха, вся в черном. Евгений Павлович обрадовался ей как родной, называл не иначе как «Аннушкой». Татьяна Михайловна, подруга семьи, уважительно прошептала, что это первая монахиня в будущем храме. Но когда я подошел представиться, та меня будто не заметила. Легкая улыбка ни разу не покинула ее скомканного временем лица, на протяжении застолья она мирно скребла вилкой по тарелке и ничего не говорила.

Вошел Федор Леонидович, высокий статный человек в годах, но без каких-либо намеков на проседь в густой смоляной шевелюре, с широкой, аккуратно постриженной

бородой. Оказалось, он мне больше других и нужен, потому как был крупным аграрием Небосвода. Говорливостью фермер не отличался, но рассказывал, что урожаи стали как по заказу: обильные и плодоносные. Добавилось забытое трудолюбие селян, за несколько лет хозяйства Небосвода шагнули вперед, заделав кое-какой капитал. Федор Леонидович поставил себе целью построить семейный бизнес, и теперь сыновья его работали на ферме, а внуки учились в столице.

Появился единственный в Небосводе банкир Соловьев; торговцы – Климов, Нилов и Корнеев; фермер – птицевод Конев, Крюков, массово и увлеченно растящий картофель, Капустин, разводящий плодовые сады морозостойких сортов. Пришел с тяжелой медовой рамкой сосед-пчеловод Николай Васильевич. За ним Сергей Григорьевич, единственный на весь Небосвод врач; директор библиотеки Мария Сергеевна и Виктор Александрович, директор в прошлом году вновь открывшегося музея краеведения.

Фермеры пришли по одиночке, интеллигенты с супругами. Приветствовали хозяев дома, поздравляли с внуком, что-то незатейливое приносили, и частью мужчин покурив во дворе, рассаживались за длинный, вытянутый во всю комнату стол. Интересно и удивительно было смотреть на них со стороны. В их благополучии виделась хорошо скрытая неловкость, будто все хотели просить друг у друга извинения, но не решались, считали, что и так всем все ясно. Но неуверенность в отношении к себе других угадывалась точно, после утихая по мере застольного разговора. Для меня это было поразительно. Передо мной сидели люди в большинстве своем за пятьдесят лет, и странно видеть в них юношескую неловкость, которая, правда, не портила обеда и даже неприметно скрашивала общую картину. Из собравшихся легче всего было мне, потому как я никого не знал, и с удовольствием со всеми знакомился, пытаясь с каждым перекинуться парой фраз.

Торговец мебелью Климов поднял тост за здоровье новорожденного:

– Дед, а как внука назовете? – спросил он.

Евгений Павлович почесал седеющую щетину.

– Дело молодых, но мы с Татьяной никак кроме Вани и не думали.

– Да уж, развелось Иванов, – проскрипел недалеко сидящий директор музея. – Путать скоро начнем.

– Что ж, Виктор Александрович, раз так получается? Все счастья хотят чуточку, – заметил, раскладывая соседям салат, агроном Федор Леонидович.

– А что, Иваны в Небосводе счастливее остальных? – недоумевал я, с голодного утра пробуя хозяйские блюда.

– Да, забыл совсем, наш столичный гость! – приятно улыбнулся Конев.

– Я из Подмосковья, – весело отозвался я.

– Приехал в Небосвод, услыхав про наши успехи в земледелии, – добавил Евгений Павлович, кивнув в сторону агрономов.

– Это так сначала было, – я посчитал нужным подняться – Потом увидел, что хозяйство восстанавливается у вас на волне общего подъема. И сколько вас ни слушаю, не могу понять почему. Мой знакомый редактор из райцентра прав, в вас много необычного – малыши какие-то голубоглазые, счастливые Иваны…

– Выпьем за журналистов! –

раздался голос садовода Капустина.

– Да подожди ж ты! – хитро прищурился на меня Федор Леонидович. – Странного в Небосводе может показаться и правда немало. Вам, небось, про нас наболтали всякого?

– Больше догадки. Но, говорят, связь с вами теряют…

– Это правда. Но больше по собственной дурости, – сказал директор музея Грачев.

– Оскотинившийся народец!

– До дураков пока достучишься…

– Ну, хватит вам! Сами в зеркало давно смотрели! – прикрикнул на говорливых Федор Леонидович. – А вы про нас написать хотите? – пытливо обратился он ко мне.

– Вот уже месяца два я езжу по центральным областям, ищу примеры возрождения села, России если хотите… Так, чтобы сами люди, без вмешательств и понуканий поняли свое положение.

– Ишь, чего захотел. Чтоб сами… – пробурчал рядом пивовар Корнеев.

– На все воля божья… – отозвалась со вздохом директор библиотеки Марина Сергеевна.

– Без вмешательств на Руси не получается…

– А что ж, – послышался голос хозяйки, Татьяны Николаевны, – если такое бы случилось, вы напишите и все прочитают?

– Ну, все не все, – стесненно уточнил я, – хотя охват у нас общероссийский.

– Значит, на всю страну? – внимательно, задумавшись, переспросил Виктор Александрович.

– Женя, Витя… ребята… надо рассказать! – перейдя на громкий шепот, со страхом и затаенной решительностью проговорила Татьяна Николаевна. – При всех рассказать!

Повисла растерянная тишина. Я не понимал. Евгений Павлович взглянул на жену, повернулся ко мне:

– Это только домыслы все наши, предположения. Такое в журнале не напечатаешь.

– Ничего себе, домыслы! Ванька твой родился бы сегодня? – взяла слово директор библиотеки Мария Сергеевна. – И Таня права – надо рассказать! Пора уже! А то поверили молчком, жизнь даже налаживаться стала… Сами по себе что ли? А с тех пор как в районе пальцами показывать стали, высмеяли по своей пьяной глупости нас, так по углам все и шепчемся. Лет-то сколько прошло? Вы что же, думаете, он случайно пришел? В пример другим образумил. У нас каждый это про себя знает, – и обратилась ко мне. – Чего греха таить, про себя скажу. Сама я жила… да как все жила!

– Жили страшно. В водке крестились, – тихо проговорил Виктор Александрович. Все стихли.

– Эх, Ванюша мой, – среди молчания пробормотала монахиня Аннушка.

Все разом подняли головы, стали о чем-то ворохом переговариваться.

– Святое дело, Евгений Павлович, говори, – сконфуженно улыбаясь, сказал Сергей Павлович. – По твоему празднику собрались. Ты журналиста встретил, тебе и слово. За Ивана своего.

Я будто кожей чувствовал безмолвную натянутость за столом. Лица просветлели, воздух стал свободнее. Евгений Павлович, кивнув, заговорил:

– Про Небосвод скажем. Что при царе было, не дознаться, но храм в селе стоял всей губернии на загляденье. А сразу после НЭПа пропали все священники, сбрасили кресты с куполов, жгли грудами иконы. Пивную в храме устроили, как колхозы появились. Бабку мою с отцом, как деда в Сибирь выслали, здесь в колхозе оставили. Отец мне рассказывал – боле всего страху было, когда селяне вышли из домов и смотрели как горят иконы.

– Понаделали делов… – выдохнул Сергей Григорьевич, и еще хотел что-то сказать, но на него зашикали.