Секрет Сабины Шпильрайн
Шрифт:
Что ж, нам было что отпраздновать – мы оба не очень надеялись когда-нибудь встретиться опять. А потом мы долго лежали обнявшись и, перебивая друг друга, рассказывали о том, что произошло с каждым из нас за эти шесть дней. Марат описал свое путешествие в Санкт-Петербург, откуда он надеялся переехать в Финляндию на маршрутном такси. Он не решился поехать поездом Москва-Петербург, а задумал медленно, но верно добираться на электричках. На это ушло почти три дня – электрички часто не стыковались, и порой, особенно ночью, приходилось ждать на крошечной станции по нескольку часов. Опасаясь мозолить глаза станционной обслуге, он старался не задерживаться подолгу в зале ожидания, если такой был, а тем более на перроне. Он и так даже в толпе бросался в глаза своим ростом и высокомерной посадкой головы, от которой никогда не мог отделаться, потому что получил ее в наследство от Лины.
Поэтому он уходил со станции по главной
“А есть ты не хочешь?” – спросила я, вдруг осознав, что мы проговорили уже полночи. “Очень хочу, - сознался Марат, - но у тебя небось ничего нет?” – “Ты что? Мне заказ из супермаркета принесли. Там наверняка найдется что-нибудь вкусненькое”. – “Может, ты и воду для ванны нагрела?” – “Конечно, нагрела”. – “Вот умница! Давай наполним ванну и пойдем есть”.
Когда мы вернулись из кухни, розовый бассейн в ванной был почти полон. Мы влезли в него и Марат включил подачу воздуха в трубы – вода забурлила и вспенилась. Обниматься в пенистой воде оказалось еще приятней, чем в постели, почти так же, как в самолете. Когда мы немного отдышались, я сказала: «Я долго думала, за что на нас снизошла такая необыкновенная любовь, которая разрушила и твою, и мою прежнюю жизнь. И поняла – это работа Лины: она не могла позволить себе умереть, пока не убедилась, что ей удалось нас с тобой соединить».
“Ничего подобного! Просто ты меня приворожила!” – “Ты сам до этого додумался?” – “Конечно, сам. Обычно у меня нет времени на праздные размышления, но пока я мучительно долго тащился на электричках или бессмысленно отсчитывал часы до прихода следующего тихохода, у меня открылась бездна времени на обдумывание всего, что со мной случилось за последние годы. Особенно меня занимал вопрос, почему я так безрассудно полюбил тебя. И я понял – ты меня приворожила. Я очень ясно помню тот миг, когда это случилось. Это произошло в ту безумную ночь, когда мама поехала в аэропорт за Феликсом, а я явился к тебе с бутылкой вина, чтобы приятно провести ночь. Тогда все сложилось нелепо: я вел себя, как последний болван, потому что все время боялся, что ты передумаешь. В наказание ты вышвырнула меня из дому без пальто и без ботинок. Тогда мы первый раз были с тобой, культурно выражаюсь, близки, и с той ночи я заболел тобой. У меня до того была длинная успешная жизнь, полная готовых к любым услугам женщин, но я мог обойтись без любой из них. А без тебя я с тех пор не мог прожить и дня. Чем можно это объяснить, если не приворотом? Я тебя прощаю, - я счастлив, что так случилось. Но может, сейчас ты мне все-таки расскажешь, как ты это сделала?».
И тут меня осенило: «Ты знаешь, может, ты прав! В ту ночь произошел один драматический казус, о котором я тебе никогда не рассказывала. Когда Лина с Феликсом начали ломиться ко мне почти сразу после того, как я тебя прогнала, я побежала босиком отпирать дверь, и в темноте наступила на презерватив с твоей спермой. Лихорадочно мечась по комнате и не находя, куда бы его спрятать, я сунула его на дно своего единственного внешнего фигурного горшка от кактуса, под реальный горшок с кактусом. И он остался там навсегда. При переезде в новую квартиру мы с Феликсом взяли кактус с собой – на счастье. Когда я ездила в Новосибирск за Линой, я сходила в свою бывшую квартиру. Новые жильцы были со мной очень любезны – ведь они вместе с квартирой получили все мое имущество. И я убедилась, что горшок с кактусом и презервативом все еще стоит на окне. Не могла ли я приворожить тебя, верно сохраняя между горшками презерватив с твоей спермой?»
Я никогда не видела, чтобы Марат так хохотал: «Это гениально!Это просто гениально!» – задыхаясь, стонал он. «А чем ты приворожил меня?» – спросила я. «Я бы сказал, но боюсь тебя смутить». Я вцепилась ему в волосы – все такие же густые, как в молодости: «Пошлый хвастун!» – «Я имел в виду – умом, красотой и богатством. А
Недели через три меня разбудил громкий звонок у ворот. Сначала я решила переждать – может, это ошибка? Но звонок настойчиво повторялся снова и снова. Марат спал таким глубоким сном, что я не решилась его будить, и, на ходу натягивая халат, поскакала вниз по лестнице. За воротами стояла белая машина курьерской доставки. «Фрау Сосновская? – спросил шофер. – Вам срочная посылка из Новосибирска». Ничего не понимая, я все же расписалась в получении посылки и попросила шофера внести ее в дом. Как только он уехал, я схватила ножницы и вскрыла картонную коробку, внутри которой оказалась вторая коробка из пенопласта, внутри которой стоял бережно упакованный в синтетическую вату мой ненаглядный фигурный горшок с кактусом и презервативом. Убедившись в полной сохранности того и другого, я отнесла горшок в спальню и поставила на окно. С тех пор я забочусь о кактусе, как о самом дорогом члене семьи, и регулярно поливаю его каждую неделю, чего в прошлой жизни никогда не делала.
Полагалось бы сказать, что на этом поэзия кончилась и началась проза. Но я столько начиталась о толковании слова «поэзия» в дневниках Сабины, что решила оставить себе поэзию наравне с житейской прозой, которую не стоит описывать. Не стоит описывать довольно противную процедуру развода и вполне приличную процедуру бракосочетания, и даже организацию новой жизни для Сабинки тоже не стоит описывать. Главное, что все кончилось хорошо, и Марат поклялся никогда не причинять зла Феликсу, хоть я проболталась про то, как я вычислила автора злополучного доноса. Он только взял с меня клятву ни в коем случае не впускать Феликса в наш дом, когда он приезжает за Сабинкой в свой родительский день. К счастью, Феликс делает это не слишком часто: по-моему, он просто боится Марата. Мы купили мне машину, и иногда я сама отвожу Сабинку к Феликсу, во избежание ненужных пересечений.
Можно сказать, что моя жизнь пришла к настоящему хэппи-энду, как в пошлых бульварных романах. Марат освободил меня от мелких хозяйственных обязанностей, угнетавших меня с младых лет. У нас есть постоянная кухарка, которя живет в специальной пристройке с отдельным входом, уборщица, которая приходит два раза в неделю, и садовник, который приходит раз в неделю ухаживать за садом. Кроме того Марат, случайно узнав от Насти, что Нюра рассталась со свом хахалем и бродит бездомная по академгородку, ночуя то тут, то там, устроил ей визу на три года и привез ее к нам. Сабинка была счастлива ее появлением, но самое смешное, что Нюра через два месяца завела себе и здесь нового русского хахаля, как две капли воды похожего на ее бывшего Серегу.
В результате я, наконец, смогла сосредоточиться на завершении Лининой книги. При помощи навыков научной работы я умудрилась почти точно восстановить хронологическую последовательность отдельных нестыковавшихся до тех пор эпизодов, так что разрозненные записки превратились в связное повествование. Оставалось только решить, что с этой книгой делать.
Ответ пришел с неожиданной стороны. В день моего рождения Марат с таинственным видом повез меня на свой завод, подвел к дверям какой-то комнаты и сказал: «Угадай, что там?» У меня хватило воображения только на два варианта – на пещеру Алладина и на тайную комнату Синей Бороды. Тогда Марат, больше не рассчитывая на мою догадливость, распахнул дверь и я увидела свою любимую установку, которую, казалось, потеряла навсегда. «После маминой смерти и твоего отъезда новый директор не знал, что с этой сложной конструкцией делать, и хотел было сдать ее в металлолом, но тут случайно подвернулся я и купил ее за гроши». Как, интересно, он мог случайно там подвернуться? Может, когда случайно узнавал про трудности Нюры? Но я на время отложила выяснение всех его случайностей – я была так счастлива, будто встретила безвозвратно потерянного старого друга.
Собственно, так оно и было – эту установку придумали и сконструировали мы с Линой, и нами была запланирована целая серия работ, которую возможно было выполнить только на ней. Полностью переменив жизнь по приезде в Цюрих, я тогда махнула рукой на наши грандиозные планы, повторяя про себя: «Нельзя требовать от жизни слишком многого».
“Это – памятник Лине”, - сказала я и заплакала от радости. “Только не воображай, что я позволю тебе занимать помещение и тратить энергию безвозмездно, - сурово сказал Марат, утирая мои слезы рукавом. – Наряду со своими исследованиями ты будешь выполнять мои заказы”.
– “Эксплуататор!” – горько пожаловалась я, утирая его рукавом не только слезы, но и сопли. При этом я поцеловала руку, торчащую из рукава, рука щелкнула меня по носу, в отместку я поймала зубами обидевший меня палец и больно его прикусила. Палец рванулся наружу, но я его не выпустила, а сильно стиснула губами и втянула глубоко в рот, обхватив со всех сторон языком. “Ты сводишь меня с ума, - глухим голосом сказал Марат. – Скорей поехали домой”.