Секрет Сабины Шпильрайн
Шрифт:
Что дальше делать, я не знала – идти мне было некуда, звонить некому. Еще месяц назад я могла бы позвонить Лине, но Лины больше не было, а звонить Марату было невозможно – он на моих глазах сломал и выбросил свой мобильник. Вдруг меня осенило: «Завтра приедут Феликс с Сабинкой. Так почему бы мне не использовать последний свободный день, чтобы съездить в Кюснахт и посмотреть на дом?» Я шла из банка по набережной, и пристань была совсем близко. Я подошла к пристани как раз вовремя, чтобы вскочить в трамвайчик-паром, уходящий на Кюснахт. И всю дорогу вспоминала, как на этом трамвайчике Сабина ехала к Юнгу, обзывая себя мокрой болонкой.
Через полчаса я сошла на берег и вынула из
Я покрутила в руках ключи, прикидывая, каким из них отпирается входная дверь, но сразу сделать это не решилась. Чтобы набраться смелости, я села на скамейку в маленькой беседке, которую заметила среди кустов, и запретила себе распускаться. Самое правильное – считать, что Марат обязательно приедет, и приготовить дом к его приезду. Я подобрала нужные ключи и вошла в дом: передо мной простирался большой вестибюль, типа английского холла, он мог бы одновременно служить столовой и гостиной. Устройство холла имело смысл отложить на потом, когда все утрясется. Из холла открывалась дверь в кухню, которая была почти полностью обустроена – там была плита с духовкой, холодильник, микроволновая печь и красивый круглый стол со стульями, рассчитанный на основательную семью.
Все остальные комнаты на обоих этажах были просторные, красивые и пустые. Я решила к приезду Марата подготовить спальню и кухню – для начала этого было бы достаточно. Комнатой для Сабинки я могла бы заняться потом, вместе с Маратом. Мне необходимо было действовать, потому что любая остановка могла швырнуть меня в бездну истерики. И тогда прости-прощай! Не давая воли своему отчаянию, я помчалась обратно в Цюрих, в тот же мебельный магазин, где я покупала мебель для своей квартиры с Феликсом, и обстоятельно осмотрев бесконечный парад спален, выбрала одну, не слишком дорогую и вполне красивую. Я оформила покупку при помощи маратовской кредитной карточки, вписала в квитанцию адрес дома в Кюснахте и назначила доставку на послезавтра на двенадцать часов дня, когда Сабинка по моим расчетам будет в детском саду, а Феликс в университете.
Потом поднялась на второй этаж и купила одеяло, две подушки, покрывало, два комплекта постельного белья, два халата и четыре полотенца, и добавила это все к доставке, а доставку перенесла на час дня – как знать, что меня задержит? Когда я вышла из мебельного магазина, я почувствовала такую усталость, что чуть было не поддалась соблазну сразу ехать домой с серебристой сумкой, минуя банковский ящик. Но какая-то чужеродная воля, напомнившая мне опять ту древнюю историю с презервативом, через силу поволокла меня в банк, чтобы избавить от сумки, карточки и ключей. Труднее всего мне было расстаться с телефончиком – мне казалось, что как только я запру его в ящик, мне позвонит Марат.
При мысли о Марате, пытающемся сбросить со своего следа российские власти, мне прямо в трамвае стало дурно, но я преодолела тошноту и дурноту, так что, слава Богу, никто ничего не заметил. Я так хорошо знала свою родину, особенно после того, как я записала воспоминания Лины, что больше всего на свете я боялась ее бульдожьей хватки. Мучительно волоча ноги, я добрела от остановки до квартиры и, не раздеваясь, упала на кровать, зарылась головой в подушку и провалилась
Я проснулась среди ночи в холодном поту. Ах, не было рядом со мной Фрейда, который мог бы истолковать мой сон! По полу моей цюрихской квартиры, извиваясь ползла длинная-длинная змея. Она выползла в кухню и стала листать языком настенный календарь, радостно указывая мне на отмеченные красными точками цифры кода моего банковского ящика. Я закричала, вырвала у нее календарь, и он рассыпался у меня в руках мелкими обрывками, так что ни одной цифры нельзя было больше разглядеть.
Пока я приходила в себя, за окном начали вспыхивать первые блики нового дня. В полдень должны были прилететь Феликс с Сабинкой, но мысль об этом не принесла мне радости, я думала только о Марате. Именно в это утро я по настоящему поняла, как много он для меня значит. Я содрогнулась от угрозы, что больше никогда его не увижу, и впервые в жизни начала молиться, сама не зная, кому, чтобы тот, кому я молюсь, спас его и принес ко мне.
Я опять задремала и проснулась от звонкого голоса Сабинки, зовущей меня из коридора. Это был уже не сон – я глянула на часы и убедилась, что они прилетели не тем рейсом, которым планировали прилететь, а на три часа раньше. «Феликс, - крикнула я – чего вы так рано? Все в порядке?» – «Выползай из постели и приходи пить кофе, – отозвался Феликс.
– Я спешу: наш декан перенес совещание профессоров на десять утра». Кто его знает, перенес ли и вправду декан совещание или Феликс прилетел раньше назначенного времени, рассчитывая поймать меня с поличным?
Нет, я положительно потеряла разум – с каким поличным Феликс рассчитывал меня поймать? Откуда он мог знать, что Марат уже прочел его донос и покинул свой дом? Мы мирно выпили кофе под непрерывный перезвон Сабинкиного голоса – она вчера весь день провела в Берлинском зоопарке, и ей было что рассказать. А я все время думала о своем необъяснимом внутреннем голосе, вынудившем меня вчера наперекор смертельной усталости потащиться в банк, чтобы спрятать серебристую сумку в ящик. Хороша бы я была сегодня утром с сумкой в руках! Почти как тогда с презервативом. Тьфу ты, дался мне этот презерватив!
Феликс умчался в университет, а я не повела Сабинку в детский сад, пусть побудет денек со мной – что-то я последнее время ее совсем забросила. И никто не знает, как дела обернутся завтра. Я пришла с нею на пристань и мы совершили чудесное путешествие по озеру на прогулочном катере. От легкого покачивания катера и от обилия впечатлений Сабинка так устала, что по приходе домой тут же заснула, оставив меня наедине с моими страхами. Больше всего меня мучила мысль, что это я погубила Марата. Зачем я прельстилась его любовью? Ведь тогда, в первый раз, когда Феликс улетел в Цюрих, я могла бы ему отказать! Конечно, потом это было бы невозможно, но тогда, в первый раз...
Я металась по квартире, не зная, куда ткнуться, чтобы узнать, где сейчас Марат. Осознав, что это невозможно, я решила позвонить в его московский дом под предлогом потери какой-нибудь вещицы. Мне ответила Люба, которая сказала, что никакого браслета с зеленым камнем она не находила, хоть досконально убрала весь дом. Странно, но Феликс Маркович тоже вчера звонил, спрашивал, не забыл ли он часы. Но и часов она не находила. Видела ли она Марата Львовича? Нет, не видела, но по возвращении из санатория на озере Селигер они с Витей нашли на кухонном столе записку от него и большую пачку денег. Он написал, что решил поехать в Испанию, чтобы без посторонних глаз пережить смерть мамы, и пусть они его не ждут скоро, он не знает, как долго он задержится за границей. Деньги посоветовал немедленно отнести в банк, мало ли плохих людей болтается вокруг.