Секретная просьба (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Кричи «ура», — проговорил Громолысов. — Ура Временному правительству и нашей победе!
Мальчик стоял в нерешительности.
— Кричи, — подтолкнул его Громолысов.
Лёшка молчал.
— Ну!
В солдатских рядах послышался хохоток.
Тогда командир полка оттолкнул мальчика и сам обратился к солдатам.
— Братья! — закричал Громолысов.
И вдруг… Вначале тихо из задних рядом, а потом всё яснее и громче и сразу из многих мест понеслись голоса:
— Хватит!
— Навоевались!
— Долой войну!
— Мира!
— Братья!.. —
Солдаты задвигались. Зашумели ещё больше. Передние ряды придвинулись к самой трибуне. Нажали. Трибуна скрипнула. Покачнулась.
— Долой Временное правительство! — кричали солдаты. — Мира! Мира! Мира!
Министр побледнел, поспешно бросился к лестнице.
— Что же вы, полковник! Как же это понять?! — отчитывал потом министр Громолысова. — И что это за глупая выдумка с мальчиком?!
Командир полка стоял, краснел и только непонимающе разводил руками.
На следующий день полк Громолысова был срочно расформирован — солдаты отказались вернуться в окопы. А ещё через день под конвоем неизвестных ему солдат с передовой был отправлен и Лёшка.
— Мерзавец! — на прощанье проговорил Громолысов.
— Агитатор, — хихикнул Лещ.
Глава пятая
ПУТИЛОВСКИЙ ЗАВОД
Поезд тащился медленно. Долго стоял на станциях и полустанках. Паровоз надрывно пыхтел на подъёмах. Колёса нудно стучали на стыках. Ехали и спали в два этажа на нарах, слева и справа от центра вагона. Вагон был товарный. Ехало сорок человек. Лёшка был сорок первый.
Добирались до Петрограда неделю. Поезд шёл через Великие. Луки и станцию Дно. Лёшка пристроился на верхней полке и всю дорогу смотрел или в открытую дверь, или в маленькое оконце вагона.
За окном бежали поля и леса; то вынырнет из-под самых колёс река, то змейкой метнётся просёлок, то, словно игрушечные, пронесутся крестьянские избы. И снова поля и снова леса — необозримая земля русская.
И такой же нескончаемой чередой, как эти поля и леса, как эти избы и эти дороги, разные думы одна за одной неслись в голове у мальчика. Почему-то вспомнились Охта и бабка Родионовна; потом аптека и Золотушкин, стрельба в рабочих на Знаменской площади, парень без шапки, царский портрет, взрыв на Аптечной; потом Голодай-село, каратели и смерть деда Сашки; наконец, Наташа, фронт, Ломов и Пятихатка.
Много. Ой, как много прошло за это время перед Лёшкой людей и событий! Тревожный, насторожённый, чего-то ожидающий год. И что впереди?
Беспокойно на душе у мальчишки. В кармане у Лёшки письмо. Везёт его мальчик токарю Путиловского завода Андрею Кузьмичу Зотову. Письмо было коротким. Писалось оно впопыхах на клочке серой бумаги перед самой отправкой мальчика с фронта. Лёшка наизусть помнит его содержание:
«Дорогой Андрей!
Направляю к тебе мальчика — Лёшу Митина. Парень он стоящий. Позаботься о нём.
Ломов»
«Кто
В Петроград поезд прибыл к вечеру. Вошёл в тупики Николаевского вокзала. Выдавил клубы белого пара. Остановился.
Вот и он — забытый, затерявшийся где-то далеко в Лёшкиной памяти Питер!
Идёт мальчик по городу: знакомая Знаменская площадь, широкий, шумный, как улей, Невский, перекрёсток Литейного, перекрёсток Садовой. Идёт мальчик, дышит не надышится свежим петроградским воздухом.
За Нарвскую заставу к Путиловскому заводу Лёшка добрался уже в темноте. Разыскал Новоовсянниковскую улицу и указанный Ломовым номер дома. Поднялся на второй этаж. Прошёл по длинному тёмному коридору. Ещё раз глянул на адрес. Остановился перед дверью, обитой мешковиной. Переступил с ноги на ногу. Постучал.
— Войдите.
Мальчик нерешительно перешагнул порог крохотной, как чулан, комнаты.
Хозяин, сидевший спиной к двери, повернул голову. На Лёшку глянули большие глаза. Худощавое лицо, заострённый нос, широкая дуга сросшихся у переносицы бровей. Короткие, непокорно торчащие во все стороны волосы… Он! Тот самый, стрелявший в жандарма на Знаменской площади, хозяин «Смит и Вессона»!
Прочитав привезённое Лёшкой письмо, Зотов спрятал его в карман и стал расспрашивать про фронт, про Ломова, про солдат: и о чём говорят, и что думают, и как отнеслись к наступлению.
Лёшка рассказал про братание, о приезде военного министра, о митинге.
— Говоришь, расформировали, — расхохотался Зотов. — Не хотят, выходит, войны солдаты.
Потом стал расспрашивать у Лёшки о нём самом. И мальчик не знал, с чего начинать. Начал с дяди Ипата и приезда на побывку Степана Зыкова.
— Значит, бежал на войну, — опять засмеялся Зотов. А когда Лёшка рассказал о днях, проведённых на фронте, сказал: — Выходит, не сладко в солдатах.
Лёшка разговорился и сам не заметил того, как рассказал дяде Андрею про всю свою жизнь.
Зотов только слушал и поражался.
— Да ну?! — воскликнул, узнав про историю с гранатой и пулемётом.
— Значит, не подошёл по классовым соображениям, — заключил он, выслушав рассказ про Наташу.
— Запороли до смерти. Ну, подожди! — грозно сказал, узнав про смерть деда Сашки.
Но больше всего Зотов поразился тогда, когда Лёшка рассказал ему про пистолет и встречу на Знаменской площади.
— Помню, помню. Так ты, значит, и есть тот самый… Вот не узнал. Совсем не узнал. Вырос ты, что ли? Я тебя ещё по уху, кажется, съездил.
— По шее, — поправил Лёшка. — А здорово вы тогда жандарма и царский портрет…
— Да, не вышло у нас тогда, — задумчиво произнёс Зотов. — Не получилось. Да ничего. За народом не пропадёт. Не пропадёт? — обратился он к Лёшке.
— Не пропадёт, — проговорил мальчик, хотя, что имел в виду дядя Андрей, не очень-то понял.