Секретный фронт

Первенцев Аркадий Алексеевич

Автоматов у "мюнхенской двойки" не было, вооружились парабеллумами, проверенными при отстрелке в тире, взяли по две гранаты. Продумали все детали: белье, пояса, стрижку.

Как и при подготовке любого спектакля, провели генеральную репетицию, на которой присутствовал начальник отряда. Майор Муравьев добивался предельной точности ответов, выискивал еще, на его взгляд, оставшиеся темные пятна легенды, выверял, уточнял. Могли возникнуть всякие неожиданности: как держаться, какую психологическую схему взять за основу поведения? Не на всякий вопрос обязан отвечать представитель "головного провода".

Он может недоговаривать, может сам спрашивать. И это самое лучшее: не обороняться, а нападать.

Проиграли эпизод захвата Очерета. Куренного изображал Муравьев, телохранителя - Солод. Вот тут-то пришлось столкнуться со старшиной, его капканьим зажимом, когда самые изощренные приемы джиу-джитсу и самбо оказались битыми.

– Ну и костолома берете с собой...
– Муравьев еле отдышался.

Бахтин с любопытством наблюдал за могучим детиной. Как и Кутай, старшина шел на смертельный риск, никто не преуменьшал опасности. Все предварительные разработки могли рассыпаться, как карточный домик, от самой неожиданной случайности. Спросят, к примеру, какова вывеска или цвет двери на здании "головного провода" в Мюнхене, и полетели к чертовой бабушке заранее продуманные хитроумные легенды.

Поэтому Бахтин от себя повторил совет Сушняку: в разговоры не вступать и в оба следить за окруженцами куренного. Они могут стрелять с маху, по условному знаку, бровью поведет батько - был человек, стал решето.

– Всего не предусмотришь, а предусмотреть надо все, - заключил он.

Глава десятая

В то же утро заместитель начальника отряда по политчасти майор Мезенцев Анатолий Прокофьевич, человек деликатный, улыбчивый, открытый, попытался уговорить Веронику Николаевну переехать в штаб отряда.

Мезенцева попросил об этом Бахтин перед отъездом в Буки. Ему хотелось, чтобы инициатива переселения исходила не от него, иначе ему пришлось бы рассказать правду.

Само собой разумеется, Вероника Николаевна, по знал об угрозах в ее адрес, повела себя с присущим молодым женщинам кокетливым легкомыслием.

– Дорогой мой Анатолий Прокофьевич! Вы ставите себя в неудобное положение. Я, женщина, можно сказать, безбоязненно приехала сюда, а вы, имея солдат, пушки и все прочее, прибегаете к таким мерам предосторожности Так, кажется, вы выразились?
– И в ответ на утвердительный кивок замполита горячо продолжала: - Вы имеете дело с женой пограничника. Скажите, когда жена офицера-пограничника не подвергается опасности? Я пережила, наверное, - она наморщила лоб, - тысячу тревог! Сколько я наслышалась стрельбы, собачьего лая... Другая бы давно поседела от страха...

– Я понимаю, Вероника Николаевна.
– Мезенцев сам чувствовал неубедительность своих аргументов, и его требование "благоразумной предусмотрительности" рассыпалось в прах.

– Оставьте, умоляю вас... Чтобы я бросила такую чудесную квартиру и перешла нюхать вашу карболку и негашеную известь! Знаю я эти казармы. Нет. Нет... Снимаю с вас всякую ответственность. За себя, надеюсь, отвечаю я сама, и давайте-ка лучше попьем кофейку.

Вероника Николаевна распорядилась, изящно закурила сигарету и принялась болтать о вещах совершенно посторонних.

Кофе подавала тихая, бесшумно скользившая в своих черевичках

Ганна. Мезенцев без особого труда заметил в поведении этой смуглолицей украинки внутреннюю настороженность. Ведь он был не только политработником, но и чекистом.

Деятельно заработавший мозг позволил прийти к пока еще смутным выводам. Эх, если бы только найти человека, подкинувшего письмо в дом Бахтиных!

Ганна бросила на майора встревоженный взгляд и тут же потупила глаза. Какой необыкновенный цвет этих глаз, яркий, праздничный, на матово-смуглом лице! Такие глаза должны быть спокойны, веселы...

– Откуда у вас эта девушка?
– деланно равнодушным голосом спросил Мезенцев.

– Понравилась?
– Вероника Николаевна погрозила мизинцем.

– У нее какое-то горе?

– Горе?
– переспросила Вероника Николаевна.
– Оно со мной не делилась. Ганна!

Ганна появилась в дверях.

Мезенцев чиркал спичкой, пытаясь прикурить, пока хозяйка дома допытывалась у Ганны, не случилось ли у нее какого-нибудь несчастья.

– Нема у меня горя, - ответила Ганна сухо.

– Вот даже товарищ майор заметил.

Ганна отрывисто бросила:

– Одно у нас горе на всех...

– Как понимать тебя?
– спросила Вероника Николаевна.

– Как надо, так и понимайте... Можна мени уйти?

– Куда?

– На базар. Може, барашек будет, капусты нема...

– Иди, конечно. Деньги у тебя остались?

Ганна кивнула и молча вышла. Заторопился и Мезенцев.

– Не задерживаю, Анатолий Прокофьевич.
– Вероника Николаевна подала ему свою узкую руку с ярко накрашенными ногтями.
– Когда мне ждать мужа? Скажите, там не очень опасно?

– Вы безбоязненная женщина, и вдруг такой вопрос...

– А что, и в самом деле безбоязненная, если дело касается лично меня. Но я переживаю за близких... А вчера Мария Ивановна напугала меня: ходят по городу с длинными топориками.

– Мария Ивановна? Медицинская сестра?

– Да.

– Вы ее давно знаете?

– С первого дня моего приезда. Славная женщина, она и порекомендовала мне Ганнушку...

Мезенцев никогда так не торопился. Застав Муравьева одного, он тут же попытался привести в систему свои подозрения и посоветовал пригласить Ганну для беседы. "Надо найти ниточку, а по ниточке осторожненько, чтобы не оборвать, дотянуться и до катушки".

"Ох уж эта навязшая в зубах "ниточка"!" - думал Муравьев, шагая по кабинету и стараясь освободиться от возникших подозрений. Так он делал всегда, чтобы не попасть под влияние чужих впечатлений. В своей работе он предпочитал ходить по первопутку или, как он выражался, самому прорубаться сквозь дебри, да еще своим топором. То обстоятельство, что мысль о Ганне пришла в голову не ему первому, больно укололо его самолюбие.

Действительно, проще пареной репы! Где же еще искать эту самую ниточку, которая помогла бы добраться и до клубка? Ганну, конечно, проверяли. Но как? Однако вызывать ее на допрос сейчас было бы глупо. Надо начать исподволь, через ту же Марию Ивановну. Да, да, только исподволь, чтобы не спугнуть раньше времени! А если она связана с бандеровцами? У них "свои люди" в самых неожиданных местах.