Секретный фронт
Шрифт:
Прощаясь с Басецким, говорили Ткаченко, председатель сельсовета и представитель от комсомольцев... Из местных жителей не выступил никто, отказались. Негласным вожаком села был Демус, в прошлом бедный крестьянин, потом приймак у местного богатея. Попытки организовать колхоз в Буках пока были безуспешны. Забрудский побывал в селе дважды. По его мнению, все зависело от того, как поведет себя Демус. Если тот согласится, за ним потянется и все село. Об этом еще по дороге в Буки рассказал Бахтину Ткаченко. Теперь Бахтин с интересом наблюдал за Демусом. Каменно-безразличное
Слушая надгробные речи и глядя то на гробы, то на Демуса, то на крестьян с изуродованными кистями натруженных рук, Бахтин думал о величайшей подлости и бесчеловечности оуновцев. Да, они стремятся внушить позорное чувство страха, понимая, что страх - их единственный союзник, потому что народ уже ненавидит их.
Кто-то настаивал - мера за меру! Террор за террор! Против кого же направлять ответный террор? Против населения, невиновного в том, что вожаки ОУН избрали их многострадальную землю для своих кровожадных тризн? И все же не испугались люди! Ширится отпор бандеровцам, зреет ненависть к их вожакам. Люди хотят жить, трудиться! Пример тому - подвиг Басецкого. Не испугался же он! Смертью смерть попрал. Но этих людей, стоявших сейчас понуря головы неподалеку от гробов, - не испугает ли их трагическая судьба замученной семьи Басецкого?
Все направились к кладбищу, на окраину села. Там были подготовлены четыре могилы. Гробик с младенцем опустили вместе с гробом матери.
Солдаты дали салют из автоматических винтовок. Эхо троекратного залпа, облетев горы, вернулось на кладбище, скупо усаженное черемухой и ельничком, березками с уже пожухлой листвой. Дымные латунные гильзы, скатившись с могильного холмика, упали на примятую траву. Отсалютовав, бойцы построились и, чеканя шаг, направились к машине, которая вскоре запылила по грунтовой дороге, ведущей к селу.
Внимание ехавших в машине солдат привлекли ярко окрашенные оранжевые металлические столбики, аккуратно вбитые на полях за селом. Кто-то пояснил: эту землю застолбил прибывший сюда во время оккупации немецкий помещик, которому отдали эти плодородные нивы... Многие солдаты были из крестьян, они приумолкли, угрюмо посматривая на эти столбы, обозначавшие границу бывшего имения фашиста.
После похорон у могил задержались Ткаченко и Бахтин. Поодаль, у кладбищенской ограды, толпились крестьяне, тихо переговариваясь.
День выдался солнечный и тихий. В воздухе кружились желтые, опадающие листья, летела паутина.
– К каждой дырке гвоздь той Басецкий. Ось и дали по шляпке, проговорил высокий, худощавый селянин.
– Комусь треба выришувать задачи влады...
– возразил ему робкий голос.
– У кого ножик, той и владыка... Прикордонники прийшлы и ушлы, а бандеровцы тут як тут...
– Комусь треба...
–
– Тоби треба на цвинтарь? В сусиды до Басецкого? Спытай свою жинку, що вона скаже?
Голоса умолкли, люди расходились по домам. По-прежнему падали листья и скрипела под ногами грубая земля. Под кладбище хозяйственные мужики выделили бросовый участок.
– Отсюда домой, товарищ подполковник?
– спросил Ткаченко.
– Прямо домой... Здесь оставляем взвод Пантикова.
Тревога, трудные события длинного дня утомили и Бахтина и Ткаченко. Первую половину пути они продремали: машина ехала по мягкой дороге. Когда выбрались на большак, стало не до сна; только успевай подпрыгивать на выбоинах: последние дожди вконец испортили дорогу.
Подполковник докурил папиросу, щелчком вышвырнул окурок, поудобнее устроился в машине; сидевший впереди него сержант зорко вглядывался в сумеречную дорогу, скудно подсвеченную подфарниками.
У сержанта и у шофера автоматы и гранаты. У Бахтина тоже. У секретаря райкома пистолет, рукоятка выпирает из правого кармана. Где уж тут мирный период! Бывает ли вообще у пограничников передышка?
Показались огоньки Богатина. Воздух потеплел. Утверждают, что город ночью отдает тепло, накопленное днем. Вполне вероятно, что так.
– Может, заедем ко мне?
– предложил Ткаченко.
– И Анечка будет рада...
– Спасибо, Павел Иванович, дела!
– Какие ночью дела?
– Какие? Забыли? Мы же пограничники, Павел Иванович!
– Последую вашему примеру и тоже займусь делом, - сказал Ткаченко. Подбросьте меня, пожалуйста, к райкому. Надо доложить выше. По нашей линии тоже тяжелое "чепе". Такого борца за колхозы потеряли!
– У нас бесследно пропал рядовой Путятин, я о нем вам говорил, сказал Бахтин.
– И вот вчера кое-что узнали... Следы привели в село Крайний Кут... Думаю до приезда следователя послать туда капитана Галайду.
Глава тринадцатая
Село Крайний Кут расположилось на участке заставы капитана Галайды, а так как Путятин служил на этой заставе, то на следующий день Галайду вызвали в штаб.
– Крайний Кут?
– Он был удивлен.
– Шарили там, товарищ подполковник!
– Пока данные не уточнены, их достоверность надо проверить, товарищ капитан.
– Бахтин одобрительно отметил про себя подтянутость офицера и добавил: - Путятин зверски замучен и зарыт где-то там... в самом селе или за ним... Найти тело! Позднее расследованием займутся следственные органы.
Губы капитана дрогнули, глаза льдисто застыли.
– Только...
– предупредил Бахтин, - не горячитесь!
– Слушаюсь, товарищ подполковник!
– Вы с чем-то не согласны?
Не меняя позы, Галайда сказал:
– Мы слишком мягки, товарищ подполковник!
– К кому мягки?
– К нашим врагам, товарищ подполковник.
– Краска залила щеки и шею Галайды. Но она говорила не о смущении или стыдливости, а выдавала волнение за свое твердое, укрепившееся с годами убеждение.