Секретный фронт
Шрифт:
Ткаченко почувствовал в нем опытного, иезуитски изощренного противника. Капут - враг другого пошиба, откровенный зверюга, испытывающий отвращение к тонким комбинациям. Его оружие - пистолет и удавка.
– Я слушаю...
– сказал Ткаченко.
– Ваш доклад нам понравился...
– Вам?
– Понравился, - жестко повторил Лунь, - и потому мы приехали попросить вас повторить его для вашего "особового склада", то есть личного состава школы.
– Не понимаю...
– Поймете потом, - произнес
– Но вы не бойтесь...
– Плохо вы знаете коммунистов, - Ткаченко вспылил, - бояться вас? Нет, вы плохо нас знаете.
Лунь, не перебивая, слушал, с притворной покорностью наклонив голову. У него достаточно прочно укоренились свои понятия о чести, долге, идеалах; он больше верил в откровенный политический цинизм, чем во все добродетели, которые считал показными.
– Я понял смысл ваших слов, - сказал Лунь, - и обещаю не принуждать вас к нарушению партийного долга. Никто не покушается на вашу честь... Он говорил медленно, выбирая слова и как бы выстраивая их в твердый, неколебимый ряд.
– Мы просим вас поехать вместе с нами в пункт дислокации нашей школы и выступить перед курсантами.
– Перед вашими курсантами?
– Да! Вы не ослышались.
– Конечно, с вашими коррективами?
– Нет! Вы повторите доклад полностью.
– Странно!
– Поверьте, Павел Иванович, - Лунь проявлял нетерпение, - именно так... Если вы не трус...
– он сделал паузу, - вы обязаны принять наше предложение. Мы вас отвезем и привезем обратно. Ручаемся за полную вашу безопасность. Мы ждем... Время ограничено...
– А если я не соглашусь?
Лунь вздохнул, поднял мгновенно заледеневшие глаза.
– Тогда мы поступим с вами, как с дезертиром и трусом.
Капут зло бросил:
– Уничтожим и тебя и всю твою семью!
– Постучал по циферблату наручных часов.
– Треба ихать, друже зверхнык!
Лунь оглядел кабинет. Над столом Ленин читал "Правду", Сталин раскуривал трубку. И еще тут была одна фотография - со Сталинградского фронта: на опушке степной лесопосадки, у головной части танка экипаж Ткаченко.
– Сохранилась?
– спросил Лунь, указывая пальцем на эту фотографию.
– Как видите.
– Я имею в виду вашу военную форму, Павел Иванович.
– Берегу. Может, еще придется снова надеть...
– Вот и выпал случай, - сказал Лунь.
– Где она?
– В соседней комнате.
Лунь обменялся мимолетным взглядом с начальником "эс-бе".
– Чтобы совершить этот маскарад, нам пришлось... потрудиться: потеряли человек десять. Думаете, легко добыть военную машину и одежду ваших офицеров? Мы просим вас - наденьте свою форму, чтобы не возникли подозрения при поездке... Только не вздумайте... Капут сопроводит вас в качестве... камердинера.
Что делать? Решение могло быть единственным. Всякие попытки переиграть
"Камердинер" неотступно следовал за ним. Звериные законы "эсбистов" допускали применение самых крайних мер в любом необходимом случае. Нельзя зародить никаких сомнений в жестоком, подозрительном мозгу Капута. Расплачиваться придется жизнью близких.
Анна Игнатьевна вышла из детской, остановилась у двери, спросила:
– Ты куда собрался, Павел?
– Не волнуйся, Анечка. Важное, неотложное дело. Дудник просит немедленно приехать.
Она прошла следом за ним в спальню. Ткаченко раскрыл шкаф.
– Ты что ищешь?
– Уже нашел.
– Он снял с плечиков китель, достал фуражку, которая давненько не надевалась.
– Что? Война?
– тревожно спросила Анна Игнатьевна.
– Иди к детям, Анечка.
– Ему было невмоготу. Еще минута, и он сорвется, а потом... Железно застывший в прихожей конвоир с автоматом и Капут...
– Когда тебя ждать, Павел?
Что он мог ответить?
– Думаю, к утру справлюсь.
– И чаю не выпил, не искупался...
Вернувшись в кабинет, Ткаченко переоделся в военную форму.
Наблюдавший за ним Лунь похвально отметил:
– Прекрасно вышли из затруднительного положения, Павел Иванович.
– Давайте не терять времени, - сказал Ткаченко.
При выходе из кабинета Лунь посоветовал:
– Чтобы не возбудить подозрений, попрощайтесь с женой.
– Попрощаться?
– Ткаченко круто остановился.
– А разве вы обычно не прощаетесь?
– Обычно - да!
Анна Игнатьевна не могла сдержать тревоги.
– Неужели такие спешные дела?
– Она протянула руку Луню.
– Пришли мило, приятно, и вдруг... Нехорошие вы...
Лунь поцеловал ей руку, многозначительно приподнял брови. На лице его было написано огорчение. Анна Игнатьевна снова безуспешно постаралась припомнить, кого из киноактеров напоминал этот красивый офицер с тонкими чертами лица.
Она раскрыла окно на улицу, увидела, как все четверо уселись в поджидавшую их военную машину и уехали.
Хотя от сердца отлегло, все же позвонила на квартиру к Забрудскому.
– Да чего вы перелякались, Игнатьевна?
– Спросонья голос Забрудского был хрипловатый.
– Коли вызвал Дудник, значит, дело есть. Спешное? А не було бы такое, дождались бы и утра. Форму надел? И то бывает. Щоб свои дуриком не подстрелили.
Он успокоил Анну Игнатьевну. Она прилегла на диван в детской, вначале прислушивалась, а затем крепко заснула.