Секреты, которые мы храним

Уайлдхарт Лили

Эта комната описывает Рори.

Я начинаю раздеваться, мои руки дрожат от предвкушения. Я не уверена, чего ожидать, и знаю, что именно поэтому у меня дрожат руки, но это хорошее волнение. Делая глубокий вдох, я напоминаю себе, что Рори не причинил бы мне вреда, и прорабатываю каждую группу мышц, расслабляясь, прежде чем голой подойти к кровати и лечь лицом вниз посередине, как он просил.

Кажется, что время тянется целую вечность, пока внутри меня нарастает предвкушение, пока я лежу здесь, и влага скапливается у меня между ног от возможности того, что должно

произойти.

Шаги на лестнице заставляют мое сердце биться быстрее в груди, а мою киску сжимать при мысли о нем.

— Такая хорошая девочка, — мурлычет он. Я поворачиваю голову в сторону и вижу, что он, одетый только в боксеры, пристально смотрит на меня.

Этот человек — произведение искусства. Он необузданная сила, и мысль о том, что мне придется играть с этим, ужасает в лучшем смысле этого слова.

Я молчу, пока он идет по комнате, мое любопытство обостряется, когда я слышу, как открываются и закрываются ящики.

— Стоп-слово? — он спрашивает, и я ляпаю первое, что приходит в голову.

— Джеллибин (мармеладные бобы).

Мои щеки пылают, но он не смеется. — Джеллибин — это вкусно. Хочешь что-нибудь запретить сейчас, пока я не начал?

Я на минуту задумываюсь, затем качаю головой. Я хочу прочувствовать его таким, какой он есть. Он уже сказал, что начнет со мной легко, так что я верю этому.

— Скажи мне словами, Куинн.

— Прямо сейчас нет ничего запретного. — Я прикусываю губу, гадая, пожалею ли я об этом, но в глубине души я уже знаю, что не пожалею.

— Хорошо. Просто запомни свое стоп-слово, хорошо?

— Хорошо, — бормочу я.

— Теперь закрой глаза. — Его голос подобен шелку на моей коже, низкий и хрипловатый, но почему-то мягкий. Я делаю, как мне говорят, сжимаясь от нужды.

Его пальцы скользят по задней части моей лодыжки, вверх по ноге, прежде чем опуститься между моих бедер, и у него вырывается еще одно рычание.

— Уже такая мокрая.

Я ничего не говорю, полностью передавая свой контроль, но прислушиваюсь к своим чувствам, чтобы уловить каждое малейшее движение и звук, которые он издает. Каждое прикосновение усиливается тем фактом, что мои глаза закрываются, и я должна предугадывать каждое его движение. Когда его прикосновение, наконец, достигает цели, мое сердце замирает.

Его палец погружается в меня, пока костяшки его пальцев не натыкаются на мою киску, прежде чем он немедленно вытаскивает и проводит теперь влажным пальцем по моей заднице. Шок пронзает меня, но я смиряюсь с ним, позволяя своему телу реагировать на него, не задумываясь об этом, моя задница приподнимается с кровати, как будто следуя за его удаляющимся пальцем.

Он не останавливается на достигнутом. Его палец продолжает свое путешествие вверх по моему телу, скользя вдоль позвоночника в одну сторону, прежде чем вернуться обратно к моей заднице. На этот раз он следует за противоположной ногой, пока не достигает моей лодыжки. Когда он касается свода моей стопы, я подпрыгиваю, ощущение щекотки овладевает мной.

— Твоя кожа безупречна. Я бы хотел запечатлеть себя на тебе, чтобы всегда

видеть себя на тебе.

Я задыхаюсь, воздух застревает в моих легких из-за этого зрелища. Я не могу поверить, что мысль о том, что он оставляет на мне следы, на самом деле заводит меня — особенно после всего, — но когда я с ним, с ними, мне начинает казаться, что все это было целую жизнь назад. Я отгоняю эту мысль и возвращаю себя к этому моменту.

С ним.

Приучаю свое тело к тому, что не все это должно быть связано с плохим.

Просовывая в меня два пальца, он хихикает. Это темно, но полно обещаний, которые я так отчаянно хочу, чтобы он выполнил.

— Моей хорошей девочке нравится идея немного причинить боль вместе с удовольствием? — Это звучит скорее как утверждение, чем вопрос, и меня охватывает легкое предчувствие, но я держу рот на замке.

Я хочу этого. Ощутить грань между болью и удовольствием, которое он предлагает. Я хочу играть в его игру и одновременно переписывать правила в своей памяти, чувствуя себя в безопасности, имея контроль, когда я исследую эту сторону своих желаний.

Без предупреждения прикосновение кожи к коже на моей ягодице заставляет меня вскрикнуть. Я борюсь с желанием открыть глаза, повинуясь его просьбе, и обнаруживаю, что это усиливает все ощущения. Жжение есть, но оно пронизано удовольствием и обещаниями, а не болью, которую я испытывала раньше.

Позади себя я слышу, как открывается, а затем закрывается ящик стола. Отчетливый звук его шагов, приближающихся ко мне, заставляет мое сердце биться в два раза быстрее. Очевидно, у него что-то есть в руках, что-то, что он держал бы в комоде, но возможности безграничны, а ожидание — пытка.

Он делает это нарочно. Я знаю это. Как будто он пытается вывести меня из терпения по одной смутной подсказке за раз. Мурашки бегут по моей коже, когда что-то легкое и мягкое повторяет путь, пройденный его пальцами всего несколько мгновений назад. Вверх по моей ноге, между моих бедер, к моей киске — поскольку я становлюсь влажнее с каждой секундой — дразня щель в моей заднице, прежде чем пробежаться вдоль позвоночника.

Это может быть перо или, может быть, мягкая лента, понятия не имею, но это заставляет реагировать все мое тело, от мурашек по спине до жара между бедер.

Что бы это ни было, он обводит им одно запястье, затем другое, прежде чем положить их мне на поясницу. Оно мягкое и тонкое, прижимается к моей коже. Затем он берет мои лодыжки и подтягивает их к моей заднице, снова оборачивая материал вокруг моей плоти.

Мое тело инстинктивно реагирует, когда он привязывает мои запястья к лодыжкам, мои бедра широко раздвигаются, как подарок этому мужчине.

— Прекрасно. — Я замечаю грубость в его голосе, то, как он чуть запинается, как будто вид меня, полностью связанной, действует ему на нервы. Именно это прогоняет проблеск паники, который угрожал секунду назад. Звук его голоса, сила, которую он придает мне… это опьяняет, потому что на него ничто не действует, он кажется слишком непроницаемым. И все же… Я это слышу.