Секреты скандальной невесты
Шрифт:
Эта постоянно сжимающаяся петля когда-нибудь перестанет сжиматься? Было вполне очевидно, что не имело ни малейшего значения то, что скажет или сделает Элизабет. Она чувствовала себя очень похожей на обломок, смытый с корабля и несомый неукротимой приливной волной.
Пимм выполнял свою задачу так, словно снова находился на поле боя. Слишком поздно, сейчас она понимала его планы. Наедине он старался размягчить ее, мягко побуждая ее принять его предложение; на людях, чего она всячески избегала, он проводил свой окончательный план, распространяя романтические слухи
И пока Пимм не осмеливался намекнуть ей снова о якобы имевшем место преступлении ее отца, не возникало и вопроса о том, что он сделал бы, если бы она отвергла его. На глазах соотечественников он погубит ее честное имя, равно как и имя ее отца. В этом не приходилось сомневаться. И все из-за писем французских родственников ее матери – писем, которые отец отказался показать Элизе и настоял, чтобы они были сожжены, если с ним что-то случится. Ах, папа!
Она в душе своей верила, что он никогда не сделал ничего против Англии. Он был самым храбрым человеком, какого Элизабет когда-либо знала. Она всегда думала, что он искренне старается уберечь знаменитых французских родственников матери от хаоса во Франции, где смена правительств и идеологии происходила так же быстро, как и продвижение ножа гильотины.
Но возможно, что все было серьезнее, если верить словам Пимма. Это первое закравшееся сомнение в невиновности отца показалось Элизе наихудшим видом Предательства. Она покачала головой. Нет. Он никогда не подверг бы дочь такому риску.
И она отказалась посвящать в это Сару или кого-либо еще, не желая ставить под удар их невиновность. Они должны оставаться в неведении.
В самом деле, честность, порядочность – это самое драгоценное качество человека. С помощью нескольких фраз Пимма она могла быть выставлена как яркий образец коррупции, предательства и бесчестья. Ей претила мысль о том, что друзья считают делом чести стоять рядом с ней, поддерживать ее до конца жизни, поскольку она не способна найти себе мужа или достойное занятие. И это лишь при наилучшем стечении обстоятельств. В худшем случае она будет отправлена в тюрьму Ньюгейт по обвинению в измене.
Она оказывалась между двух огней. И тем не менее сердцем чувствовала, что не выйдет замуж за Пимма. По крайней мере, она думала, что не выйдет, даже если это будет связано с риском, потерять положение в свете.
Она должна научиться искусству терпения. Нетерпение приносило неудачи, которые шли рука об руку с неумением разбираться в людях. Она должна дождаться момента, когда сможет выпутаться из этого положения. Длительная осада, в общем, сделалась ее специальностью, решила она. Отец гордился бы своей…
Раздался настойчивый стук в дверь, и в комнату, не дожидаясь разрешения, ворвалась Эйта. Миниатюрная леди подергала себя за длинную верхнюю юбку и неловко бросилась к окнам. Повозившись с оконной рамой, она крикнула:
– О, Пип! Я вижу мою Пип!
Элизабет откинула одеяло, торопливо набросила халат и прошлепала
– Где?
– Проклятие! О эти старые окна! – простонала Эйта.
– Позвольте вам помочь, – предложила Элизабет и, изо всех сил дернув за ручку рамы, распахнула окно.
Герцогиня тут же выглянула из окна и повернула лицо к небу. Элизабет схватила миниатюрное старческое тело, чтобы не дать ему вывалиться наружу.
В комнату вбежал мистер Браун и крикнул:
– Эйта! Немедленно прочь от окна!
Эйта воздела вверх шишковатую руку.
– О, я вижу ее! Моя дорогая Пип! Элиза, помогите мне!
– Ни одна птица не стоит этого, Эйта! – пробормотал в дверях Люк Сент-Обен.
– Заставьте ее шагнуть назад, – хриплым шепотом произнес мистер Браун.
Так называемый Дьявол Хелстона лишь вскинул бровь.
– Вы никогда не понимали ее, старина. Тот день, когда мы заставим Эйту подчиниться, будет днем, когда мы опустим ее в землю, да и то если у нас будет достаточно крепкая веревка.
Эйта проигнорировала его.
– Ах, Пип, иди ко мне, дорогая! Я знала, что ты выживешь, если я оставлю на подоконнике зерна! – Она посмотрела в сторону комнаты, и на ее сморщенном лице появилась улыбка. – Ой, Джон, выберись наружу, чтобы схватить ее.
Измученный ожиданием Джон Браун быстро прошел к окну, но в последний момент был остановлен сильной рукой герцога.
– О нет, – мрачно произнес герцог. – Я не позволю вам умереть таким образом. Трудно будет написать приличный некролог, если смерть произойдет при попытке спасти эту злополучную канарейку. – Другой рукой герцог стащил леди Эйту с подоконника, и она смешно заболтала в воздухе ногами. – Вам должно быть стыдно, бабушка!
Поставь меня на пол, бессердечное животное!
– Нет! Не поставлю, пока вы не пообещаете быть хорошей девочкой и перестанете снова высовываться из окна.
– Ты просто смешон! – Эйта сумела высвободиться из тисков внука. – Я просто хотела показать, как далеко можно высунуться из окна, не причинив себе вреда.
– Я поймаю птицу, – произнес голос, который преследовал Элизабет в снах. От звука этого густого голоса у нее подпрыгнуло сердце, прежде чем она успела повернуться.
– Что вы опять здесь делаете, черт возьми, Мэннинг? – ворчливо спросил герцог. – Отпустили всех своих слуг и ушли на каникулы?
Роуленд Мэннинг посмотрел на всех присутствующих, кроме Элизабет. Она жадно глотнула воздух. Роуленд показался даже более сухопарым, чем обычно, лицо у него было вытянувшимся и бледным. Первая его реплика была адресована Люку:
– Ваш главный вход был открыт, и я вошел через него. Герцог застонал.
– Вероятно, они свисают над всеми другими окнами, – предположил мистер Браун без всякого намека на присущую ему липкую улыбку.
– Мистер Мэннинг, – горячо проговорила Эйта, – я была бы весьма благодарна, если бы вы достали мою канарейку. Кажется, вы единственный храбрый человек, способный мне помочь, не в пример другим. – Она метнула кислый взгляд на Джона Брауна.