Секс и ветер
Шрифт:
– Чего надо? – голос показался знакомым.
Я захлопнул дверь, воровато оглянувшись вокруг. Зачем-то открыл ящик серванта с посудой, оставшейся после смерти бабушки. Внутри ящика лежал выцветший журнал «Огонек» №3 за март 1970-го года. На обложке синими чернилами кто-то криво написал: «Джентльмены у Дачи».
– Сашка, - прошелестело за спиной.
– Бабуля? – я присел на табуретку, журнал выпал из рук. – Ты где? Ты же умерла.
– Да умерла я, умерла, - голос звучал внутри моей головы. – Внучек, Сашка, слушай меня.
Я
– Бабуль, я сошел с ума? – согнувшись, я поднял с пола журнал и начал медленно сворачивать его в тугую трубку. – Или ты явилась оттуда что-то мне сказать? Может, наследство какое где спрятала, а?
Бабка хихикнула. Так, как хихикала только она еще при жизни.
– Ага, наследство. Слушай меня внимательно…
Кивнув, я «черной молнией» метнулся к холодильнику, зажав в правой, ударной руке карающий меч правосудия. Короткий замах – и враг повержен.
– Ой, Сашка, - бабкин голос в голове печально выдохнул. – Как был дебилом, так им и остался.
То, что осталось от таракана, судорожно дернуло лапкой и затихло. Я заинтересованно рассматривал обложку журнала. Вытянутой лапкой насекомое указывало на слово «Дача» в корявой надписи.
– Бабушка, бабуль, - кухня ответила обычной тишиной. – Ты где? Что ж ты хотела сказать-то?
Оглянувшись для самоуспокоения, я аккуратно положил журнал с прилипшими останками в мусорное ведро и накрыл его крышкой. Все-таки, надо позвонить Ксюхе.
МЕНТ
– Аааааааа, - кричал волосатый мужик, обхватив руками голову. Начинал кричать звонко. Потом глухо подвывал, судорожно всхлипывая после каждого удара.
Половницкий вошел в раж, ухая, как при рубке дров. Фуражка откатилась в сторону, вены опасно вздулись на красном лице. Мешал галстук.
– Сука, сука, - пришептывал он размеренно сквозь сжатые зубы.
– Скажите, подсудимый, - прокурор поблескивал круглыми очками в сторону решетки. – А вы видели, что потерпевший не вооружен?
– Нет, - Половницкий неловко стоял, сложив руки за спиной. – Когда я вошел в комнату, он полез за чем-то в карман.
– И вы подумали…
– Что это пистолет, - закончил он за прокурора. Посмотрел в сторону жены, спрятавшей лицо в ладонях. – Ну, или нож.
– А почему вы использовали бейсбольную биту вместо табельного оружия? – прокурор собрал бумаги на столе в аккуратную стопку. – Ведь у вас же есть инструкции, как нужно поступать в такой ситуации. Или нет?
«Кормушка» открылась с привычным стуком. Алюминиевая миска, глухо стукнув об обитый железом край, вылила часть своего содержимого. Половницкий подошел к окошку, протянув руку к еде.
– Готовься, мусор, к ночи, - глухой голос снаружи проник внутрь камеры. Оттолкнувшись от стен,
– Ты кто? – нарочито смело крикнул Половницкий. Голос предательски дрогнул. Каркающий смех слился с ударом захлопнувшейся «кормушки».
Всю ночь он не спал, забывшись лишь под утро. Вздрогнув, открыл глаза, пытаясь пошевелить затекшей рукой. Обе руки были пристегнуты наручниками к нарам, ноги – тоже. Осторожно повернув голову, Половницкий увидел женскую фигуру на фоне грязной стены.
– Очнулся, мент? – женщина присела на корточки. – Знаешь, кто я?
– Нет, - Половницкий почему-то задрожал, мельком глянув в ее черные глаза.
– Помнишь, как ты убивал моего мужа? – выдержав паузу, она плюнула ему в лицо.
– Это был приказ, - Половницкий отвернулся к стене.
– Приказ убивать? – она взяла его за лицо, повернув к себе. Холодная сталь ножа мягко скользнула по щетине у кадыка. – Или ты просто маньяк?
– Твой муж продавал наркотики детям, - прохрипел Половницкий, боясь дернуться лишний раз.
– Твоим что ли? – скривилась она.
– И моим тоже, - он попытался откинуть назад голову, чтобы ослабить нажим. – Мой сын изнасиловал свою мать.
– Твою жену? – нож дрогнул. – Почему?
– Потому, что вместо мозгов у него был один героин, проданный ему твоим мужем.
– Это он тебе сказал?
– Сказал, - Половницкий криво усмехнулся. – Попробовал бы не сказать. Я его утопил в собственной ванне.
Договаривал он уже в пустой камере. Слезы катились по впалым щекам, оставляя мокрые бороздки на небритой коже.
ЛЮСЬКА 911
Тишина была гнетущей. Кровь равномерно стучала в ушах. Лёха попытался повернуться на правый бок. Непослушное тело ответило болью в пояснице. «Надо беречь силы», - мысли ворочались в голове медленно и лениво, как огромные валуны. – «Что делают обычно в таких случаях? Лежат себе тихонечко и дожидаются помощи извне? Или пытаются что-то сделать, чтобы выбраться самим? А, может, просто молятся, сдавшись на волю судьбы?»
Дышать становилось все труднее. «Дернул же меня черт поехать сюда. Мало было подмосковных спусков? Нет, хотелось острых ощущений. Да, и перед пацанами было стыдно. Откажешься, подумают – сдрейфил Лёха», - он попытался открыть глаза. Замерзшие веки, с трудом, но подчинились усилию. Взгляд уперся в темноту. – «Накрыло. Странно, последнее что помнилось, это лицо мамы, укоризненно глядевшее на него перед отъездом. Как ни пыталась она отговорить Лёху от поездки на Кавказ, так ничего и не вышло. А ведь здорово было лететь вниз по крутому склону на разрисованной собственноручно доске, являющейся особой Лёхиной гордостью, крича во все горло от избытка адреналина в крови». Потом был чей-то крик: «Лавина!» - и ужасный грохот.