Секс и ветер
Шрифт:
– Веруня, что мне делать, - он растерялся, как вчерашний школьник. – Я вызову скорую?
– Не надо скорую, - прошептала она. – Сейчас станет легче.
Потом ей стало плохо.
Очень.
Не то, чтобы он думал, что ему делать?
Он просто не знал.
Она корчилась на полу.
Он поднимал ее.
Тянул в туалет.
Думал, что ей плохо от вина.
Она вяло сопротивлялась.
Говорила о том, что ее просто тошнит.
Он тянул и тянул ее.
Пытался облегчить страдания.
Пытался
Почему она не сказала?
Почему?
Потому что…
Был бы нормальным мужиком, я не знаю, поцеловал бы, обнял, зная, что…
Она…
Такая разная…
Для всех.
Во время операции чаша весов склонялась то в ту, то в иную сторону. Сестра, то и дело, вытирала пот со лба хирурга.
– Вроде вытянули? – доктор устало снял маску.
– Везучая, - подытожила сестра. – Наверное, в спортлото везло? В прошлой жизни.
ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ
Тифлисская губерния. Город Гори. 1893 год.
– Джугашвили, почему ты избил Жванию? – голос духовного наставника, казалось, доносится издалека.
– Простите, отец мой, - склонив рыжую голову, подросток смиренно, и в то же время дерзко, взглянул прямо в глаза духовнику.
Москва. Кремль. 1941 год.
– Эвакуация? – желтые от трубки пальцы нервно стучали по столу. – Даже не смейте думать об этом! Стянуть все силы на оборону Москвы! Потеряем Москву – потеряем всё!
Ближняя дача. 1 марта 1953 года.
– Иосиф Виссарионович, что с вами? – Лозгачев пытался понять, вспотев, жив Сталин или нет. Припал к груди, пытаясь услышать пульс…
Бетельгейзе. Звезда в созвездии Ориона. 2010 год по земному летоисчислению.
Трое зеленых маленьких существ, населяющих планету, склонились над Четвертым, пытаясь привести его в чувство. Они обменивались между собой курлыкающими звуками, выражающими явную тревогу.
– Как он? – спросил Главный.
– Вроде дышит, - предположил Косоглазый.
– Помогите мне, - Толстый протянул левое щупальце.
Лежащий без сознания Четвертый глубоко вздохнул, и открыл огромные глаза.
– Где я? – прошептал он.
– Дома, - коротко хохотнул Косоглазый. – Вот тебя зацепило.
– Что это было? – Четвертый попытался подняться.
– Это, брат, такая трава, - философски заметил Главный. – Не надо было столько курить.
– А что ты видел? – полюбопытствовал Толстый.
– А сколько времени я отсутствовал? – вопросом на вопрос ответил Четвертый.
– Ну, минут пятнадцать, - предположил Косоглазый.
– Да-а, - Четвертый встряхнулся. – Я был на маленькой планете, объятой распрями, войнами
– И кем ты там был? – Главный придвинулся ближе.
– Верховным главнокомандующим одной из сторон, - Четвертый потянулся к сосуду с водой. – Прожил его жизнь. С рождения и до смерти.
– Круто, - Толстый сворачивал самокрутку. – Сейчас я попробую.
– Хорошая трава, - подытожил Косоглазый. – Эдмунд не обманул.
СПЕРМАТОЗОИД
– Ты лучший!
– Издеваешься?
– Пошел ты…
Было холодно. Из форточки дуло.
– Я люблю тебя.
Он повернулся к ней. Подтянул одеяло на себя.
– Замерзла?
– Ты, как печка, всегда горячий.
– Лучший из всех, что были до меня? – он прижался небритой щекой к ее груди.
– Нет.
– Что нет?
– Не лучший из всех, - она нежно скользила губами по его ладони. – Единственный. Единственный из всех моих мужчин, которого я так люблю.
– Как так? – он приподнялся на локте.
– Так, - она старалась в темноте заглянуть в его глаза, такие разные при разном освещении. – Безумно, безоглядно…
– Ахматова? – неуклюже попытался сострить он.
– Бродский, - улыбнулась она.
В параллельном мире маленький безымянный сперматозоид, преодолевая многочисленные препятствия, пытался, как мог, достигнуть цели своей жизни – яйцеклетки. Он боролся не за себя, а за их счастье. Из последних сил, собравшись, он преодолел последний рубеж, и слился в экстазе с конечной целью своего путешествия.
– Йес, - пробормотал сперматозоид.
– Вот ты и дома, - прошептала яйцеклетка в ответ.
– Смотри, какой большой! – бабушка подняла ребенка на вытянутых руках, любуясь им в лучах заходящего солнца.
МАЙДАН
- А что ты раньше, не мог? – тетя заправила выбившийся локон в бигуди. – Сказать ей об этом надо было раньше.
– Тё-оть, - не отрываясь от монитора, усмехнулся я. – Ну, не смог я. Ведь он – мой отец.
– Отец, - фыркнула тетя. – На холодец.
– Знаю, знаю, - я отъехал вместе с креслом от стола. – И про то, что бросил нас с мамой, и про то, что ушел к этой стерве с пятого дома, у которой тогда у самой трое по лавкам сидело. И про алименты, которые не платил, и про то, как вы с мамой вдвоем меня вырастили, хотя было ой, как трудно.
– Трудно, - подхватила тетя. – А ты, что ж думаешь, легко? Когда ты болел два раза в месяц то бронхитом, то воспалением легких. А лечить тебя чем? А в больнице ночевали у твоей койки по очереди. Легко? А кобель этот в институте у себя штаны просиживал.