Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения
Шрифт:
Неделя шла, снова наступил вторник, когда художественный институт открыт до девяти вечера. Я вспомнила о нашем с Йеном плане и задалась вопросом: не лучше ли было не подводить его и никуда не ходить с Райаном? В этот момент в галерею вошел Йен, расстегивая пальто, под которым оказались ярко-пурпурная рубашка с лиловым галстуком и темно-синий костюм.
— Привет, Джейн, — сказал он, переводя дух и слегка дрожа после пробежки по чудесной чикагской погодке.
И тебе привет, о кричащее сочетание оттенков пурпура!
— Здравствуйте, Йен. Как прошел
Обычно он рассказывал, куда ходил и с кем. Но на этот раз не ответил. Значит, не хочет, чтобы я знала.
— Хорошо, отлично. Как здесь дела?
— Полнейшая тишина. Я говорила с мистером Сэндлером, надеюсь, он что-нибудь приобретет в последнюю минуту перед Рождеством.
— Да, Ивлин Сэндлер был в списке желающих приобрести «Номер шесть». Отсутствие «Шестой» ему отлично компенсирует любая меньшая по размеру скульптура. Держите меня в курсе.
Не останавливаясь поболтать со мной, Йен вошел в кабинет Дэвида Дабни, плотно прикрыв за собой дверь, и оставался там до конца дня. Казалось, его что-то тяготит, и я все думала, что это могло быть. Тут мне в голову пришло, что сегодняшний вечер просто создан для походов в Чикагский художественный институт, — такой визит поднимет Йену настроение.
— Йен, — сказала я, постучав. — Вы очень заняты?
— Нет, уже заканчиваю. Входите.
Я не увидела на столе миллиметровки и журналов Йена, но заметила, что скульптор поспешно закрыл сотовый и сунул в карман. Неужели он проговорил весь день? Почему не воспользовался телефоном галереи?
— Сегодня снова вторник, — начала я. — Я подумала — отличная возможность сходить в художественный институт. В выходные нас здесь уже не будет, так что это наш последний шанс… — Вернее, мой последний шанс — Йен волен приходить и уходить, когда вздумается, это я сидела в павильоне как пришитая. — В смысле, последний шанс сходить вместе.
— О, Джейн, отличная идея, только, боюсь, не смогу составить вам компанию — сегодня я занят. Но вы обязательно сходите. Передавайте мой привет «Воскресной прогулке».
— Жаль. — Я старалась не выдать огорчения. — Обязательно передам Сера ваш привет. Хорошего вам вечера, Йен, до свидания.
— Всего хорошего, Джейн. Увидимся за завтраком.
Выключив компьютер, я направилась к выходу, гадая, с кем Йен встречался за ленчем и разделит ужин, если, конечно, это один и тот же человек. Дверь галереи распахнулась мне навстречу, обдав ледяным воздухом.
— П'ивет, Джейн.
Я увидела идеальную фигуру, замшевые сапоги от Армани и темно-коричневую кашемировую накидку, вызвавшую в душе острую ностальгию по номеру пять на Мэмокс-стрит. Да, можно было догадаться.
— Здравствуйте, Карина, как ваши дела?
— О, вы же знаете, как это бывает, — начала красавица.
Я подумала — уж кто-кто, а я меньше остальных знаю, как «это» бывает.
— Д'евицы из галереи заказали мне неп'авильный отель, самолет вылетел 'ано ут'ом, я к'айне утомлена, но п'ишлось п'иехать на у-укцион Зу-утбиз.
Я не знала, что «Сотбис» проводит аукцион, не
— А где Йе-ен? — вкрадчиво спросила Карина. Простое упоминание «йе-е-его» имени запустило ее придыхательный механизм — минуту назад она разговаривала нормально.
— В кабинете. Сейчас я предупрежу его по внутреннему телефону.
В Чикагский художественный институт я пошла одна. Едва войдя, сразу направилась в зал с картиной Сера и присела на скамью напротив «Воскресной прогулки», рядом с девушкой с альбомом и коробкой цветных карандашей. Я смотрела на цветные точки, изучая детали картины, складывавшиеся в целое изображение: зонтики от солнца, элегантно одетые люди — все удивительно мирное, расслабляющее, свободное. Затем я ненадолго растворилась в картине и побыла с ее героями. Я не носила с собой ноутбук, не куталась в неуклюжее пальто, шарф, перчатки и шапку, а с зонтиком в руках и в легком платье с пышными нижними юбками изящно семенила по дорожкам. Исчез леденящий холод, мне ничуть не было одиноко в компании прекрасных, тщательно выписанных, идеальных людей, гуляющих по дорожкам острова Гранд-Жатт, где всегда воскресенье и лето.
Через некоторое время я взглянула на рисунок девушки, сидевшей рядом.
— Хорошо получается, — сказал за меня ангел счастья, спрятавшийся где-то в груди.
— Спасибо, — с признательностью отозвалась рисовальщица.
— Вы давно работаете над рисунком?
— Да, несколько вечеров. Я могу приходить только когда музей открыт допоздна.
— Отличный способ провести вечер, — сказала я, думая, насколько спокойнее проводить вечера в музее наедине с Сера и сколько неприятностей позволяет избежать подобный образ жизни.
— О да. Знаете, здесь бывает настоящий бомонд. На прошлой неделе, не поверите, я видела самого Йена Рис-Фицсиммонса, — оживилась девушка.
— Да что вы?
— Он даже поставил автограф мне в альбом. Рис-Фицсиммонс — величайший из скульпторов нашего времени. — Перевернув несколько страниц, девушка открыла ту, где Йен по диагонали написал свое имя. Я представила, как, должно быть, смутила его эта просьба, но, не желая показаться неучтивым, он подчинился.
— Вау, — выдохнула я, восхитившись изящной подписью вместе с рисовальщицей.
— Но он показался мне каким-то подавленным.
— Подавленным?
— Да. Целый вечер просидел перед этой картиной с очень грустным видом.
Вернувшись к себе, я со вздохом открыла меню на странице «Салаты».
Сделав заказ в номер, я решила от нечего делать проверить электронную почту. Новых писем не оказалось — все разъехались встречать Рождество и Новый год. Ох уж этот Новый год… Держу пари, никто не любит новогоднюю ночь: погода, как правило, ужасная, такси не найдешь, не праздник, а гвоздь в заднице. Совсем невесело, если вы одиноки.