Секта «Ашрам Шамбалы». Концлагерь для ищущих Бога
Шрифт:
– Представь, как люди будут получать эти письма. Они почувствуют ту благодать и силу, которые ты сейчас через себя проводишь. Они могут даже исцелиться от болезней, только получив такое письмо, ведь в этом письме Учитель будет говорить с ними через тебя. Настройся на Учителя и постарайся передать его благодать людям, – говорила мне Ирина.
Я слушала ее, как в трансе. Слезы благодати бежали по моим щекам, я видела перед моим внутренним взором, как больная старушка получает письмо, прижимает его к своему сердцу и исцеляется. Я очень хотела подарить всем этим людям благодать Учителя. Я писала письма, плакала от счастья и находилась в состоянии блаженного экстаза. Я думаю, что это был один из самых счастливых моментов моего пребывания в секте. Жаль, что это
Расставание с Богданом
Богдан корпел день и ночь над чертежами, наконец-то он дошел до своего дипломного проекта. Он стремился как можно скорее окончить институт и не замечал, что меня затягивало все дальше и дальше в «йогу», что я все больше и больше времени проводила с моими новыми знакомыми и все меньше и меньше с ним.
Логический конец наших отношений произошел после одного из занятий секты. Логический для меня и абсолютно неожиданный для Богдана.
Я поднималась в последний раз в моей жизни по бесконечной лестнице на девятый этаж, к нашей комнатушке на двоих. По пути наверх я любовалась настенной живописью студентов. К сожалению, никто из художников не отличался особым талантом. На восьмом этаже, как всегда, интенсивно пахло мочой. Немного запыхавшись, я шла по темному коридору мимо туалетов. Туалеты были такими ужасающе грязными, что я не решалась туда идти в тапочках, я всегда одевала уличную обувь, когда я шла в эту «комнату страха». Я шла мимо умывалки и заглянула туда на прощание. Одной раковины не хватало, все заржавевшие краны капали, те раковины, что еще находились там, были черно-коричневыми. Ничего не напоминало того, что их создали белыми, как ванильное мороженое. В умывалке отсутствовали двери, но присутствовал душ, вернее, труба, торчащая из стены. Наши соседи завешивали дверные проемы одеялами, чтобы помыться, я не решалась последовать их примеру, поэтому купалась в тазике у нас в комнате. Напротив умывалки жила я с Богданом.
Я открыла дверь, Богдан стоял в так называемой кухне, размером в два квадратных метра. Это была, конечно же, никакая не кухня, просто Богдан когда-то отделил этот угол от остальной комнаты перегородкой из деревоплиты. Он был очень творческим человеком, охотно что-то мастерил и даже шил. Половина его вещей была сшита им самим. Кроме маленькой двухкомфорочной плиты, в кухонном уголке стоял вечно недовольно ворчавший холодильник, который был в любом случае старше, чем я.
Богдан радостно повернулся ко мне и хотел меня обнять. Я не делила его радости и вообще боялась посмотреть ему в лицо. Вместо этого я смотрела на голые ноги, которые жалобно торчали из его самодельных шортов. Ноги были очень худыми и покрыты рыжими трогательными волосками. Богдан был везде рыжим.
Его руки опустились беспомощно вниз, так как я не отреагировала на его радость встречи.
– Привет, красавица, как ты? – спросил он.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Я приготовил твой любимый суп.
– Ирина предложила мне у нее поселиться, – продолжала я.
– И-и-и? – протянул он.
– Я ей ответила, что мне надо с тобой поговорить.
– Со мной поговорить? О чем? Ирина же знает, что ты живешь со мной!
– Я бы хотела жить у Ирины, – выдохнула я.
Богдан уставился на меня, как будто он видел меня в первый раз. Его голубые глаза потемнели.
– Ты что, от меня уйти решила?
– Ну, я бы это так не называла, – замялась я, мне не хотелось ему причинять боль, – я думаю, что нам нужно сделать паузу в наших отношениях.
– Мне точно не нужна никакая пауза от тебя! – почти кричал он. – Проклятье, я с самого начала не доверял этой Ирине, а что, если это какая-нибудь секта?!
Я ни разу не видела его в таком состоянии. Словно осознав, что он себя не контролирует, Богдан выбежал из комнаты и так сильно хлопнул дверью, что часть штукатурки отвалилась и упала мне под ноги.
Я вытащила мою большую сумку из-под кровати и первым делом бросила мои документы на дно. Слезы капали и не хотели останавливаться. Расставание было тяжелым, ведь
Тантра втроем
– Когда ты приедешь домой, Алисочка? – в который раз спрашивала меня моя мать по телефону.
С тех пор как я жила в общине Школы Шамбалы, я почти перестала ездить к моим родителям. Из книги «Путь дурака» и от других сектантов я узнала, что мамка своими глупыми программками учит только ерунде, вроде установки «институт, семья, могила», обрекает нас этим на страдания. Общество эксплуатирует нас и заставляет «срабатываться до костей», а детей рожают вообще только свиноматки. В общем, секта Руднева внушала нам антисоциальные и антисемейные идеи. Логично, ведь чтобы нами лучше управлять и выдаивать, как дойных коров, нас нужно было отделить от общества и семьи. Все внешние воздействия отсекались, и мы оставались пленниками тоталитарной секты психопата Руднева.
Как и во всех тоталитарных сектах, у нас царил культ личности Константина Руднева. Великий Гуру Шри Джнан Аватар Муни, он же пришелец с Сириуса, он же воплощение Христа, он же проявление Бога на Земле, он же позже Богомудр Алтай Каган, великий белый Шаман Алтай Кам, он же Гуру Калки. Возможно, я забыла пару имен «великого просветленного», но это не меняет сути дела. Как и в других тоталитарных сектах, личность лидера сильно отображалась на устоях секты.
Согласно актам стационарной судебной психолого-психиатрической экспертизы, у Руднева была диагностирована психопатия, что означает – чувство эмпатии ему было незнакомо, наоборот, он наслаждался моральными и физическими страданиями адептов. Я не психолог, поэтому не буду вдаваться в подробности диагноза Руднева, а расскажу о моем опыте в созданном им детище, Школе Шамбалы, Школе «Беловодье», Школе «Инлиранги» или Академии «Альма». Неважно, как он еще назовет свое адское творение, суть останется та же.
Для нас нахождение в секте значило сверхусилия, голод, холод и унижения. Я сейчас не пишу о простых посещениях семинаров, а о рабском пребывании в так называемых преддвериях ашрамов, сейчас они называются творческими группами.
Руднев был жаден, в секте экономили на всем, особенно на нас, учениках, а это значило скудное питание, огромные цены на семинары и ритуалы и попытка все только возможное организовать на халяву, использовав деньги и связи учеников.
Руднев был агрессивен, раздражителен и очень подозрителен, в секте же было запрещено дружить. Мы находились в постоянном состоянии напряжения, должны были следить друг за другом, закладывать так называемые косяки других. От ближайших учениц Руднева я слышала, что он не переносил тишины, не мог терпеть, если кто-то задумается и сидит спокойно. Он начинал орать на учениц: «Что расслабились, рассвинились!» Он немедленно «ускорял» слишком задумчивых, не стесняясь рукоприкладства. И во всей секте нельзя было ни на секунду расслабиться и подумать, почти не было возможности побыть одному.
Руднев любил худых, активных, черноволосых девушек с ярким макияжем, так как ему навсегда врезалась в память его детская любовь, черноволосая цыганка, для которой он фарцевал и которая его бросила, как ненужную вещь, переехав в Америку. Эту потерю он так и не смог до конца принять, возможно, поэтому он решил для себя, что его теперь будут окружать сотни таких цыганок. Почти все девушки в секте красили волосы в черный цвет, недоедали и носили вызывающий макияж и наряды.
Тысячи людей, которых отесывали и обстругивали под Руднева, становились такими, какими их хотел видеть Руднев, а кто не влезал в предписанные рамки, того клали на «прокрустово ложе» и переделывали.