Секундо. Книга 2
Шрифт:
— Да она же в замке-то не бывает! — не поверил в эту ерунду ученый секретарь. — А без прямого контакта ни одна колдунья ничего сделать не может.
— Все она может, вот еще! — Никол подивился наивности секретаря. — А еще ученый! Будто не знаешь, как это делается. — Зловещим тоном, будто рассказывая страшную сказку, поведал: — Заморочит она голову графу, выпросит у него волосок графини и все, почитай, дело сделано. Проведет над этим волоском обряд по изведению соперницы, и помрет та смертью безвременной. Ты что, смерти нашей графинюшке желаешь?
— Нет, конечно, — торопливо открестился от напрасного
— Тогда и не спорь, а делай, что велено! — камердинер был совершенно уверен в собственной правоте, а уж тем паче в правоте хозяйки. — Графиня дурного не прикажет, она женщина справедливая. И добрая.
Секретарь смирился и принялся ждать, чего прикажут. Совесть, правда, требовала доложить обо всем графу, но подходящего случая не оказалось. Он несколько раз, заикаясь, начинал признаваться в своем участии в планируемом графиней непотребстве, но стоило графу поднять на него вопросительный взгляд, чтоб выслушать, как слова застревали у него в горле, и он говорил вовсе не то, что намеревался.
Свое молчание, а, по сути, трусость, он оправдывал искренним сочувствием к графине. Ведь граф и вправду изменял супруге с явно недостойной девицей, а прелюбодеев Фелис не терпел. Видимо, защищать неправедно обиженных — его высокая планида.
Ждать возмездия пришлось недолго.
На следующий день к вечеру, едва приехав и даже не поужинав, граф уединился в своем кабинете, заявив, что у него много работы. Минут через десять, заподозрив недоброе, графиня заглянула к мужу, того на месте не оказалось. В другое бы время она ничего делать не стала, но теперь, пребывая в крайне нервозном состоянии, потребовала у Фелиса:
— Ведите меня немедленно к этому самому дому садовника!
Его фальшивые отговорки, что в парке темно, холодно, можно заблудиться и попросту страшно, ведь вокруг ограды воют ищущие лазейку голодные волки, решительно отвергла.
— Если уж я, слабая женщина, не боюсь идти в темноте, то вам, мужчине, об этом заикаться просто стыдно! — и она негодующе притопнула ногой.
Нехотя повинуясь, секретарь накинул теплый плащ и угрюмо направился к черному ходу.
Графиня, отправив камеристку к целителю проследить за приготовлением настойки от головной боли, чтоб та не любопытствовала, куда же направляется ее госпожа в столь неподобающее время, тоже надела теплый плащ с подбоем из меха горной куницы, теплые ботинки, на голову накинула меховой капюшон, полностью закрывший лицо, и спустилась вниз.
К ее неудовольствию, у выхода на табурете сидел привратник, при виде ее вскочивший и неуклюже поклонившийся.
— Я немного подышу свежим воздухом, — пришлось соврать, чтоб он не смотрел на нее таким всепонимающим хитроватым взглядом. Похоже, то, что ее муж завел себе любовницу, было секретом лишь для нее одной.
— Конечно, конечно, — привратник словно издевался над ней, настолько вызывающе звучали его слова, и широко распахнул перед ней двери.
Глаза защипало от подступивших слез, но Карина упрямо вскинула голову, не выказывая преступной слабости. Она родилась в гордом роду герцогов Фортранских и никогда не станет поддаваться жалости к себе, это удел людей слабых, а она слабой никогда не была. И не будет. Но тут же с горечью обвинила мужа: как он
Вышла во двор и задохнулась от ударившего прямо в грудь порыва ледяного ветра, будто желающего загнать ее обратно в уют и безопасность замка. Не обращая внимания на пробравший до костей холод, графиня посильнее закуталась в длинный плащ, стараясь сохранить ускользающее тепло. Мороз был ничтожной мелочью, не стоящей внимания, к нему она привыкла с детства.
В стоящем на берегу холодного северного моря замке герцогов Фортранских, в котором прошли ее детство и юность, такой ветер гулял в коридорах. Правда, в старой, полуразрушенной части замка, где ходили только слуги, спрямляя дорогу от кухни до трапезной, да бегала любопытная молодежь, проверяя, правда ли, что тут возятся зловещие привидения.
А вот уж во двор редкий день можно было выйти без боязни быть снесенной сильным порывом шквального ветра, особенно зимой. Недаром замковую площадь ограждал высокий каменный парапет, не спасавший от ветра, но уберегавший неосторожных от падения со скалы, на которой был построен замок.
Графиня торопливо скрылась за высокими деревьями, растущими подле входа, опасаясь быть увиденной из замка. Огляделась, но секретаря не увидела. Она уже хотела его окликнуть, как Фелис появился рядом из темноты сам и неохотно предложил ей опереться о его руку. Она решительно уцепилась за него, желая любым путем дознаться до правды.
Дорога до домика младшего садовника оказалась долгой и трудной. В снегу, занесшем давно не чищеные дорожки, по колено увязали ноги. Она и не предполагала, что домик стоит так далеко. Быстро устала, все-таки беременность давала себя знать, но упорно шла вперед, не желая больше жить в угнетающей неопределенности.
Сколько времени они так брели до места, не заметила, но полагала, что слишком долго. Окруженный высокими соснами и густыми елями, домик оказался маленьким и неприметным. Подойдя поближе, увидели, что в одном из окон, хотя и закрытом плотными ставнями, в узкой щели играет теплый желтоватый свет, как от стоявшей подле свечи или от горевшего в глубине камина.
Там кто-то есть!
Замерзшей графине отчаянно захотелось погреться у ярко горящего огня, но она задушила в себе недостойный порыв. Она здесь вовсе не для того.
— Граф все еще там, — проговорил Фелис, указывая на полузанесенную снегом одиночную цепочку шагов, ведущих в домик, хорошо заметную в свете выглянувшей из-за туч полной луны.
Карина наклонилась, пристально разглядывая следы. У нее сначала остановилось, потом куда-то вниз обреченно ухнуло сердце. Она узнала их. Только у ее мужа на каблуках были набойки с маленькими графскими гербами — ее шутливый подарок. Ошибки быть не могло — Эрн здесь!
Они простояли минут десять, наблюдая за еле видимым мерцанием в окнах. Графиня держалась за сердце, тревожась и за себя, и за своего нерожденного ребенка. Было больно и горько.
Вот и кончилась ее счастливая супружеская жизнь. Как она ни надеялась, но слова Холлта о любви оказались только словами, причем фальшивыми и пустыми. Он ее обманывал! Сжав в кулаки замерзшие пальцы, пообещала себе: она жестоко отомстит разлучнице, а через нее и неверному мужу. Пусть ему будет так же больно, как и ей сейчас.