Selbstopferm?nner: под крылом божественного ветра
Шрифт:
— Дразнишь меня, — вторя ей, растягивал я слова. Потом все-таки решил добавить, а то вышло как-то двусмысленно: — Сладким голосом. И если ты не прекратишь это делать, то…
— То что?
— То я приеду.
— Да ну.
— Хочешь проверить?
— Звучит заманчиво.
— Всего каких-то пятьсот километров и я весь твой.
— Я уже прям вижу, как ты материшься за рулем, преодолевая в ночи эти злосчастные километры, — рассмеялась она, поднимаясь.
— Хочешь, я приеду?
— Не хочу.
Мари переместилась на кухню и налила себе чай, продолжая болтать со мной. Я чувствовал себя подростком в шапке-невидимке, который
Тур шел своим чередом. Ребята работали, я пахал. Мы постоянно были на связи с Биллом и мамой. Я старался звонить Мари как можно чаще, отмечая, что ее голос в разговорах был или спокойным, или ласковым. Сьюзен звонила сама, иногда звонил я. Удивительное ощущение — я был счастлив, счастлив по-настоящему, улыбался, шутил, не обращал внимания на проблемы, вылезающие то тут, то там. Они даже меня как-то не особо волновали, а после общения с братом и Мари я вообще становился добрым и щедрым. Развод высасывал у Билла кучу сил. Он не был потерянным, как я ожидал, он скорее был уставше-решительным. Йоахим знал свое дело и делал его хорошо. Просматривая сводки новостей, я натыкался на многочисленные новости и интервью Тины по поводу того, какой же мой брат мудак. Германию заполонили статьи об издевательствах Билла над женой и его постоянных изменах. «Он был пьян и избил меня!» — вещала она со страниц газет и экранов телевизоров в отелях. Она раскручивала свой семейный скандал так, что я очень пожалел, что не сделал ее пиарщицей — такой хватки я давненько не видел. Более того, такая хватка была только у одной женщины, которую я знал, — у Мари. Та тоже показывала незаурядный талант, когда дело касалось СМИ. Только вот Мари не топила Билла.
— Ты видел?! — возмущенно кричал Билл мне в ухо, и я не знал, что делать — оглохнуть от музыки, что взрывала зал, или от воплей брата, что неслись из трубки. — Она дала интервью Pro 7! Ты видел? Она говорила, что я не обеспечивал ее, был невнимательным! Том! Я ее ненавижу!
— Билл, ну что сейчас говорить? Дай интервью их конкурентам, скажи, что все это злостная подстава…
— Ни слова! Я ни слова не скажу! Я не хочу даже косвенно быть замешенным во всем этом! Не хочу, чтобы мои слова перевирались! Не хочу!
— Окей, не давай. Тоже мне проблема… — Я наконец-то добрался до относительно тихого места. — Что говорит Йоахим?
— Говорит, чтобы я молчал.
— Ну вот и молчи. А зачем надо, чтобы ты молчал?
— Чтобы не испортить репутацию.
Я заржал.
— Ты меня прости, но твою репутацию очень тяжело чем-то испортить.
— Да… Йоахим сказал, что на суде может всплыть история с Мари. Если Тина с ней объединится…
У меня аж в груди кольнуло.
— Не думаю, что Мари встанет с ней на одну сторону. В конце концов, именно Тина разрушила ваши отношения, именно из-за нее Мари арестовали… Мари не будет портить отношения ни с матерью, ни со мной. Это же очевидно, чью позицию займет семья, если Мари решит выступить против тебя.
Билл протяжно вздохнул.
— Я хотел с ней поговорить.
Я опустился на один из ящиков в подсобке и закрыл глаза, мысленно считая до десяти. Посылать к ней Йоахима — не вариант. Не надо делать козла садовником. А Билл…
«Том, я очень любила твоего брата. Ты сможешь жить с этим?»
«Смогу».
«Он
«Смогу».
«И ты сможешь жить, зная, что я, возможно, все еще люблю его?»
«Смогу».
Я все еще люблю его…
— Хочешь, я поговорю с ней? — вырвалось у меня.
— Не знаю… Эти бабы такие… бабы… А вдруг ей эта идея не приходила в голову, а сейчас мы поговорим с ней, и она додумается до этой мысли?
— Если тебе интересно мое мнение, то я уверен в Мари. Она умная женщина. Если бы она хотела тебя уничтожить или урвать лакомый кусок, то давно бы это сделала. К тому же у нее больше оснований это сделать, чем у Тины.
— Ничто не мешает ей заняться этим сейчас, — мрачно отозвался Билл.
Я хмыкнул:
— Странно, ты прожил с ней тринадцать лет, а так и не понял, какой она человек.
— В том-то и дело, что понял.
— Расскажешь? — улыбнулся я.
— Как-нибудь. Том, что делать? Я не хочу сюрпризов на суде. И в прессе не хочу…
— Я говорил тебе, что не надо было…
— Ты как мать! — заорал он неожиданно. — Она мне весь мозг выклевала со своими: «Я говорила, я говорила!» Теперь ты!
— Билл, ну тебе же действительно все говорили. Ты же уперся, как осёл.
— Не твое дело!
— А чье? — не выдержал я. — Тебе все говорили! Все! У тебя Мари плохая и во всем виновата, а Тина — солнечный луч! Вот теперь лечи свои волдыри от ее активности!
— Зато у тебя Мари святая!
— Да! Святая! Потому что ни цента у тебя не взяла даже тогда, когда ей детей кормить было нечем! Святая! Потому что слова про тебя плохого не сказала даже тогда, когда вы с твоей драгоценной Тиной ее чуть не посадили! Ты чуть не посадил мать своих детей! А сейчас тебя волнует ни она и ни твои дети, а только собственная задница!
— Иди ты… — выматерился Билл и скинул вызов.
Псих недоделанный! — долбанул я ногой по ящику. — Все настроение испортил, мудак!
Весь вечер я думал, как бы так спросить у Мари по поводу ее участия в суде против Билла. Продумывал массу вариантов, но в итоге спросил прямо — выступит ли она против Билла, если ее позовет Тина. Она обиделась. Очень сильно обиделась. Но сначала обругала меня. После чего я решил, что больше по поводу Билла говорить с ней не буду. Действительно, как я мог подумать, что она пойдет против Семьи после всего того, что мы для нее сделали? Все-таки я не ошибся в ней, зато очень рассердился на Билла.
Я разодрал глаза в небольшом отеле в Риме, куда мы прибыли сегодня рано утром, просидев в аэропорту весь вечер и всю ночь. Я так устал, что готов был вырубиться под стойкой администратора. Нас не хотели пускать в номера раньше срока заселения, хотя предыдущие сутки были оплачены заранее, так как добраться до отеля мы должны были еще прошлым вечером. У меня даже не было сил ругаться. Не знаю, что там говорили администратору организаторы, но в номера нас пустили. Я пришел, лег и отключился, забив на душ и дела. А проснулся от того, что замерз. В номере было очень холодно. За окном шел дождь. Потерев глаза, щедро засыпанные «песком» усталости, и оценив время, я волевым усилием вынул себя из постели и оттащил в душ. Надо приводить рожу в порядок и поднимать свой детский сад. Хватит бездельничать.