Селфи на балконе

Снатёнкова Алёна

Корнеев тут же напрягается, а потом расслабляется, сверкая зубами.

— Камера сама тебя снимала. — Мои брови взлетают вверх, а глаза приобретают неестественный размер. Оно и понятно, я ж не знаю жаргончика фотоаппаратистов. — Серьезно я только потом заметил, что на большинстве фото — ты. Даже ректору флешку отдал, потом ещё думал, зачем он мне лекцию зачитал, про любовь и ранние отношения.

— Только не говори, что всё это время грезил мной, видя во снах. Все равно ведь не поверю.

Корнеев задумывается и молчит. Потом отрывает

руки, и начинает гладить меня то по плечам, то по спине. А когда вездесущие ручонки перемещаются на мой живот, я уже паникую, еще чуть-чуть, и он почувствует, какие у человека могут быть мурашки, когда тело хозяйки так нагло лапают.

— Даня! Что. Ты. Делаешь? — С расстановкой, выравнивая, неожиданно сбившееся дыхание, спрашиваю у него.

— Ищу иголку, которая только что вылезла. — Вот гад. Подкалывать в такое-то момент вздумал. — На вопрос отвечу: не грезил. Посмотрел и немного погодя — забыл.

— Забыл?

Э-э-э.

Вот тут я немножечко не поняла. И…

Успела выпустить на волю бабочек из живота, передавить все мурашек, пока ждала, когда же парень пояснять начнет.

46

— Угу. — Спокойно отвечает Корнеев. — А потом, как-то увидел тебя с той ненормальной, и всё.

— Что всё? — Осторожно подаю голос, чтобы оратора с мысли не сбить.

— Больше из головы моей, ты не выходила. Смешно, да? Сталкер преследует меня, а та, кто нравится мне, только взгляд и отводила. Серьезно я на пальцах одной руки могу посчитать, сколько раз за все время ты на меня посмотрела. До того момента возле подъезда, где ты решила поиграть в халка.

Сколько ни старайся, а вспомнить взглядов барина я так и не смогла. И ведь в обмане не уличишь. Может, и смотрел, а может, нет. Главное, я в те времена, и правда его стороной обходила. Мне и разговоров о нем хватало. Вика доставала настолько, что у меня голова кругом ехала. Какие уж там переглядки?

— И не в кого я не играла. Просто подруге помогала, по крайней мере, именно так я и думала, когда на тебя орала в тот вечер. А ты и рад был стараться, после этого пристал так, что в итоге я с тобой живу. Вот мог бы по-человечески подойти и познакомиться.

— И ты бы познакомилась?

— Не знаю. Но это было бы лучше, чем все твои выкрутасы с телефоном и соц. сетью. У меня чуть нервный тик не случился, когда трубка в руке была, а Вика где-то рядом маячила. Знаешь, как переживала, что она твое сообщение увидит? Да она бы нас обоих пилочкой для ногтей расчленила, и на опушку леса на себе бы вывезла, закопав в глубокой яме.

— Ну и буйная у тебя фантазия. — Он гладит мои волосы, но в глаза не смотрит. — Еще варианты нашей кончины есть или на этом остановимся?

— Давно уже хочу сказать, что с юмором у тебя напряг. Не смешно, понимаешь? Не смешно. И тут дело даже не в Вике. Ты хоть представляешь, как я себе мозг ломала, пытаясь понять, чего тебе от меня нужно? Сам Корнеев. Барин

института. Такой мажорик на крутой тачке, за которой девчонки бегают, каким-то макаром обратил свое внимание на обычную Туську. Вот просто так. Взял и начал преследовать. Я что должна была подумать?

— А что ты подумала? — с интересом уточняет он, и, беря меня за руку, в квартиру возвращает.

— Поспорил. И не делай такое оскорбленное лицо. Знаю я таких, как вы. Самоуверенные красавчики, которым скучно становится, поэтому они и доказывают друг другу, у кого харизма круче, и пальцы длиннее.

О, ну хоть теперь понял. Дошло наконец-таки. Правда, лицо такое сделал, будто я его действительно чем-то обидела.

А я всего лишь догадками поделилась.

Нечего так смотреть.

— У меня палец длиннее. — Хорошо еще, что наглядно доказывать не стал. Пианист, блин. — А так, да. Ты права. Спор и правда был.

— Что?

— С Назаром поспорил, за пару дней до того вечера, что если ты сама со мной заговоришь, то это будет означать зеленый свет. Вот так.

— Но я к тебе первая не подходила. — Хмурюсь, вспоминая те дни. Не-е, не подходила.

— Издеваешься? А орал на меня кто? Да на меня в жизни так не орали, даже когда я в детстве косячил.

Мы сидели на диване, в куче альбомов с фотографиями, что Корнееву пришлось их передвинуть, чтобы ближе сесть. Но не тут-то было. Мы еще недоговорили, чтобы он мое личное пространство нарушал. Отсаживаюсь подальше, с удовлетворением наблюдая, как он возмущенно открывает рот и тут же закрывает.

Сверкает глазами, но с места не двигается.

— Одно дело наорать, другое, подойти самой и заговорить.

— Нат, не придирайся к спору. Факт остается фактом, ты заговорила. Всё остальное мелочи, на которые я и внимания не обратил.

— А если бы я в тот раз не приехала?

— Ну, тогда бы Данечка включил все свое обаяние и природный шарм, чтобы главная ежиха института обратила на него внимания.

Эй, а чего оскорблять-то сразу?

— Не обратила бы. — встала с дивана, и зачем-то начала по комнате расхаживать. — Меня мама с детства учила, что чужое брать нельзя. А ты таким и был, запретным, что ли. Звягинским. Вика за тобой гоняла, и я была уверена, что она своего добьется. Поэтому даже рисунки мелом под окнами с признаниями, не заставили бы меня как-то по-другому на тебя посмотреть.

Он действительно думает, что все девушки одинаковые и стоит им только увидеть шарм Корнеевский, так они сразу же согласятся в Сибирь ехать и лес валить?

Кажется, птичка ОБЛОМинго первый раз прилетела в квартиру Корнеева.

— Но, что-то же заставило. Не отрицай, Натали, бессмысленно.

— Бессмысленно таким самоуверенным быть. А отрицать я ничего и не собиралась. Ты сам признался, что в тот день не спал, когда я кожу твою разглядывала.

Корнеев встал с дивана, и медленным шагом шел в мою сторону, не отводя взгляд.