Сельская учительница
Шрифт:
— Ребята сами убирать будут, — успокоил завуча Николай Сергеевич.
Уже первая «школьная суббота» показала, что ученики довольны, в прошлый раз, например, даже не хотели расходиться… На сегодня у Валентины обширная программа — Лиля привезла пластинки с записями живых голосов Толстого, Горького, Маяковского, Есенина. Это же целый клад! Будут, конечно, игры, танцы, викторины, почта… Только вот противный учитель пения Садков опять уехал куда-то в соседнее село на свадьбу…
«Ничего, обойдемся без Садкова,
По дороге Игорь мечтательно говорил о близких зимних каникулах, о том, что в первый же день умчится в город, чтобы хоть одним глазком взглянуть на настоящую жизнь и снова почувствовать себя в лоне современной цивилизации. Валентина оскорбленно вспыхнула:
— По-твоему выходит, что мы здесь живем в условиях первобытной дикости?
— Валечка, я тебя уже давно просил — не произноси ты громких фраз, — поморщился Игорь.
— А чем они хуже пошлых, которые изрекаешь ты? Да уж лучше произносить громкие!
— По крайней мере я говорю искренне, а ты лицемеришь, потому что сама знаешь — в городе люди живут духовно богаче, полнее, там для этого созданы условия.
— Чепуха! — упрямо возразила она. — Можно жить под боком у Большого театра и оставаться беспросветным обывателем.
Они подошли к школе. У крыльца в свете висевшей на фронтоне электрической лампочки Валентина увидела Тарана.
— Ну, сочинительница, давай поговорим, побеседуем, — с угрозой сказал он.
— Отложим беседу на другой раз, когда протрезвитесь. — Валентина шагнула на крыльцо, но Таран преградил ей дорогу.
— А я сейчас желаю знать, зачем всякие оскорбительные стишки пишешь. Вот и ответь мне…
— Уйдите, я с вами разговаривать не желаю.
— А я заставлю разговаривать, не таких заставлял!
Валентина взглянула на Игоря, тот испуганно пятился, озираясь по сторонам, будто искал, куда можно убежать.
— Я и кавалера твоего не боюсь! Ты мне ответь, будешь еще писать? — Пьяные, налитые кровью глаза Тарана были страшны, и Валентину на какое-то мгновение охватил ужас. Она понимала, что дебоширу ничего не стоит ударить, а потом судись, жалуйся…
— Отвечай! — Таран столкнул ее со ступеньки, но в это время у него за спиной появился вышедший из школы Дмитрий Вершинин.
— Ты чего разоряешься? — спросил он.
— А тебе что нужно, сосунок? Проваливай, — отмахнулся Таран.
Дмитрий взял его под руку.
— Сойдем, Серега, с крылечка.
Крича и ругаясь, Таран силился вырваться.
— Сойдем, не бойся, — с нарочитой вежливостью приглашал Дмитрий.
Таран вырвался и опять к Валентине.
— Я тебя проучу, сочинительница…
Дмитрий оттолкнул дебошира, тот упал, вопя:
— Ах, ты так! Ну погоди! — Таран кинулся на Вершинина, тот рывком выбросил
— Ты так… Ты так… Погоди, рассчитаемся, — бормотал Таран, отплевываясь.
— Вставай, иди своей дорогой и не вздумай сюда возвращаться, — предупредил Дмитрий Вершинин.
Таран поднялся и, ругаясь, поплелся прочь в темноту.
— Извините, Валентина Петровна, что так получилось, — смущенно сказал ученик.
— Спасибо, Дмитрий, — поблагодарила Валентина, с огорчением думая: «Нехорошо, скверно получилось».
На крыльцо выскочили Быстров и Зюзин.
— Что случилось, Митя? — спросили они.
— Все в порядке. Идемте.
К Валентине подошел Игорь.
— Вот тебе и культура села, — возмущенно говорил он. — К учительнице пристает пьяный, оскорбляет, лезет в драку… Все это достойно пера Глеба Успенского…
Валентина перебила его:
— Тебе пора домой, — сдержанно сказала она, а ей хотелось кричать в лицо обидное, злое — трус, трус.
— Но я хочу пойти с тобой на субботний школьный вечер, перенять опыт…
— Уходи, Игорь!
Он удивленно пожимал плечами.
— Меня упрекала в том, что я стал каким-то другим, но вижу — больше изменилась ты, раздражительной стала, несговорчивой.
— Ты прав: мы оба изменились, мы уже не те, какими были в институте. До свиданья.
В понедельник Марфа Степановна зашла в кабинет к директору и, горестно вздыхая, рассказывала ему о возмутительной драке. По ее словам выходило, что чуть ли не все ученики принимали участие в побоище.
— Видите, к чему приводят новшества Майоровой. У нас никогда не было драк, и вот извольте, отличились, в присутствии учительницы избивают человека, а она хоть бы что.
Николай Сергеевич не на шутку всполошился. Ему все больше и больше нравилась непримиримая, работящая Майорова. Он радовался: во второй четверти у нее меньше двоек, на уроках она чувствует себя уверенней, многому научилась за это полугодие. Он от души хохотал, когда в Доме культуры видел на экране карикатуры «Соломотряса», зная, что к ним приложила руку и Валентина Петровна. Он поддержал «школьные субботы», и вдруг эта драка…
— Нужно разобраться, в чем там дело, — озабоченно сказал директор.
— Прекратить надо эти сборища по вечерам, иначе еще и не такое будет.
— Зачем же прекращать? Наоборот, и нам следует принять участие.
— Да что ж я, отплясывать с ними буду? Крутить пластинки стану? Об успеваемости думать нужно, всякие там художества до добра не доведут, — возражала Марфа Степановна.
В учительской тоже говорили о вчерашнем происшествии. Подрезова рассказывала о драке с такими подробностями, что Василий Васильевич насмешливо спросил: