Семь цветов радуги
Шрифт:
«Главный радист» стоял, наклонив голову и опустив пушистые ресницы. Видимо, Петр Иванович был серьезно смущен столь высокой оценкой положения, которое он занимал в колхозе.
Вадим бесцеремонно рассматривал мальчика. «Ресницы смешные, — подумал он. — Как пушок одуванчика кок-сагыза». Сердитые вихры Петра Ивановича торчали во все стороны. Да и сам он тоже казался взъерошенным, как молодой петушок, приготовившийся к драке. Даже его покрасневшие уши топорщились по-озорному, будто под них поставили распорки.
— Привел я к вам Петушка. Его запросто все так называют, — пояснил Васютин. — Привел за тем, чтобы он рассказал о своей выдумке. Если это дело у него выйдет, то будет
— Мы в колхозе хотели строить свою метеостанцию, — незаметно приглаживая вихры, начал радист. — Но я все-таки думаю, что она не нужна, если ваша тут стоит.
— Но постой. — перебил его Багрецов, — она же совсем закрытая, что же ты увидишь?
— Видеть нам ничего не нужно, — заметил радист, удивленно взглянув на городского техника. «Как это он не понимает такой простой вещи?»
— Я в день несколько раз принимаю на узле ее передачу, Но только не разбираюсь, что к чему…
— Так ты хочешь, чтобы тебя научили понимать шифр? — спросил Бабкин.
Главный радист благодарно взглянул на него блестящими глазами.
— Если можно, то покажите ему таблицы сигналов, — сказал Васютин, ласково наблюдая за Петушком. — Наверное, трудно в них разобраться, но он парень дотошный — все поймет.
Бабкин подумал, что научить этого паренька расшифровать показания радиометеостанции не очень легко, но все же он попробует.
Радуясь, что хоть этим он поможет колхозным ребятам, Тимофей вынул из кармана инструкцию, которую хотел отдать Тетеркину, и, взяв Петушка за плечи, посадил рядом с собой.
— Ну что ж, попытаемся для начала, — весело сказал он. — Может быть, что и получится. Слух у тебя хороший?..
Бабкин включил контрольный приемник.
Никифор Карпович приподнялся и отошел в сторону, давая этим понять, что он не хочет мешать занятиям.
Опираясь на палку, Васютин задумчиво смотрел на колхозные поля. Над ними стелился туман. Дрожащий воздух поднимался вверх от нагретой черной пашни. Вдали медленно полз трактор. Его очертания все время менялись. Казалось, это не теплый воздух, а сам трактор дрожит от еле сдерживаемого нетерпения. Поскорей бы добраться до конца поля! Работы много! Сегодня надо вспахать всю эту целину до той вон зеленеющей вдали защитной лесной кромки.
Отсюда, с холма, было видно, как ровными квадратами исчертили поле лесные полосы. Они резко отличались по цвету от вызревающих хлебов, лугов, покрытых выгоревшей травой, и лиловой пашни. Полосы казались как бы нарисованными широкой кистью.
Васютин пощипывал короткие усы и вспоминал о том, что было здесь совсем недавно. Сначала ребята собирали семена, затем разводили питомники. Наконец тонкие, хилые саженцы с бледными, цвета салатной зелени листочками появились на полях. Они мерзли и трепетали под суровыми весенними ветрами. Они гибли от палящего солнца и суховея, и тогда на их месте пионеры и комсомольцы сажали новые.
— Смотря на эти поля, я вспомнил довольно интересный случай, — обратился к Багрецову Никифор Карпович. — Однажды, придя в школу после уроков, мне довелось увидеть столпившихся у доски малышей. Они решали практическую задачу: лесное звено Кости Букреева посадило 245 саженцев акации, из них 64 погибло. Звено Никиты Гуляева посадило столько-то. Затем приводились цифры еще одного звена. В конце задачи спрашивалось: сколько каждому из звеньев требуется посадить еще саженцев, чтобы выйти на первое место? Ребята были кровно заинтересованы в решении этой задачи. Они просто не могли уйти из школы, не определив, кто же будет на первом месте… Впервые я тогда увидел такое непосредственное слияние
— Это замечательно! — восторженно отозвался Багрецов. Собеседник затронул тему, которая очень волновала молодого техника. — Но разве вы не думаете, что можно привести тысячи таких примеров, абсолютно полного сочетания науки с повседневной практикой? Ну, скажем, наша метеорология. — Он кивнул в сторону Бабкина, сосредоточенно объясняющего сигналы погоды юному радисту. — Она разве вам не помогает?
— Помогает, конечно, — слегка улыбнулся Васютин. — Мы будем знать, что завтра дождя не предвидится. А если он нам нужен? Для тех же засыхающих саженцев. — Он указал вниз на мелкую лесную поросль. — Поможет ли ваша наука метеорология вызвать этот дождь?
— От меня вчера того же самого требовала Анна Егоровна.
— Ну и правильно! — рассмеялся Васютин, стукнув палкой о землю. По-хозяйски. Если ты занимаешься погодой, то подавай ей дождь! И не когда-нибудь, а сегодня!
Васютин помолчал и снова оглядел огромное пространство колхозной земли. Земля изнывала без дождя.
— Конечно, мы понимаем, что скоро настанет время, — продолжал он, — когда наши ученые будут управлять погодой. Однако надо сначала изучить ее. Так же, как мы учили математику, прежде чем строить машины. Я помню, — снова пощипывая усы, в которых пряталась усмешка, говорил Никифор Карпович. — Помню, как мы решали задачки не о саженцах, а о каких-то бассейнах, куда неизвестно зачем в три крана вливалась вода, а в два крана выливалась…
— Построить такой бассейн я и хотел вам предложить, — вдруг совершенно серьезно сказал Багрецов.
— Для проверки необходимости подобных задач? — не замечая серьезного тона молодого техника, шутливо спросил Васютин.
— Нет, для комбинированной ветрогидростанции. Никифор Карпович внимательно посмотрел на Багрецова и, убедившись, что тот не шутит, предложил:
— Сядем… Ну, рассказывай!
Все свежее и новое, что встречалось на пути этого большевика, влюбленного в свою колхозную землю, вызывало в нем чувство радости. Недаром самыми близкими его друзьями были комсомольцы. Он стал горячим сторонником всех их начинаний, смелых, а порой даже рискованных. Васютин любил повторять слова Горького о том, «что в каждом человеке скрыта мудрая сила строителя, и что нужно ей дать волю развиться и расцвести, чтобы она обогатила землю еще большими чудесами».
Этих чудес ждал Никифор Карпович от колхозных ребят. Вот где нетронутая целина! Сколько талантливых изобретателей и ученых получит страна, если помочь им «развиться и расцвести»!
Анна Егоровна иной раз, по старой дружбе, с глазу на глаз выговаривала ему, что, мол, не к лицу такому уважаемому человеку поддерживать почти все выдумки комсомольцев. И так многие бабы ими недовольны: слишком власть взяли! Что комсомол захочет, так и будет. Самый лучший участок под виноград им отвели, а на нем картошка крупная-прекрупная, чуть ли не в два кулака родилась. «Жили без винограда и помрем без него», — говорили старухи. Однако Никифор Карпович, в основном рассчитывая на молодежь, умел ладить и со старухами. Никто про него слова плохого не мог сказать, кроме разве Макаркиной. «Ну, да что с нее взять? Не по ней же равняться», — решила тогда Анна Егоровна и, учитывая все, что сделал Васютин для колхоза, соглашалась и с ним и с «подшефными» ему комсомольцами. Правда, многие новшества, как говорила она, «вставали в копеечку» колхозникам, но что поделаешь — когда-нибудь все эти дела окупятся с лихвой. К тому же «выдумщиков» горячо поддерживала местная парторганизация. Для Анны Егоровны, как и для Других членов правления, это было решающим обстоятельством.