Семь даосских мастеров. Древняя традиция бессмертных
Шрифт:
— Скоро зима, — однажды сказал Ма Даньян. — Пора бы нам двигаться к югу.
Они собрали свои скудные пожитки и отправились в путь по дороге, ведущей на юг. Вещей у них было немного. Цю Чанчунь имел с собой лишь то, что взял, когда понес гроб Учителя в Шэньси. А Ма Даньян тоже покидал свой дом в спешке и даже не взял свою подушку для медитаций. Так что подушка у них была одна на двоих, и, медитируя, они сидели на ней спина к спине.
Зима застала их на пути на юг. Как-то ночью, когда они остановились на ночлег в развалинах какого-то храма, начался сильный снегопад. К утру снегу выпало почти по пояс. Проснувшись, Цю Чанчунь вышел наружу, надеясь отыскать поблизости жилье и достать
Глава 22
Цю Чанчунь с тоской взглянул на занесенные снегом окрестности и подумал: «Мой брат, он ведь из богатой семьи. Он, наверное, не привык к таким невзгодам, к голоду и холоду. Я должен пойти и раздобыть ему какой-нибудь еды!» И, стараясь не потревожить медитирующего Ма Даньяна, Цю Чанчунь выскользнул из храма. Все вокруг было занесено снегом. Время от времени со склонов окрестных гор с ужасающим ревом сходили лавины. Тропа, по которой братья пришли сюда, давно исчезла под сугробами высотой в человеческий рост. И, отказавшись от мысли добраться куда-нибудь сквозь эти снежные завалы, Цю Чанчунь уныло вернулся назад в храм. Ничего не оставалось, кроме как ждать, пока весь этот снег растает.
Цю Чанчунь решил скоротать время в медитации. Он уселся на их единственную подушку спиной к Ма Дань-яну и попытался погрузиться в себя. Но не смог: мысли о том, как бы достать еды для Ма Даньяна, не шли у него из головы. Его мысли были настолько сильны и навязчивы, что были услышаны духом-хранителем храма. Видя, в каком бедственном положении оказались два даосских монаха, дух решил им помочь и посетил одного доброго крестьянина, который жил в скромной хижине в соседней долине. Явившись крестьянину во сне, дух сказал:
— Двое странствующих даосских монахов уже третий день сидят без еды, запертые снегом в моей пагоде. А ну, быстренько поднимайся и приготовь им чего-нибудь горяченького.
Старик тут же проснулся, кряхтя, поднялся с лежанки и начал будить свою жену, приговаривая: «Приснится же…» Он пересказал жене свой сон, и та, женщина впечатлительная и верившая во всяких божеств и духов, тут же бросилась на кухню готовить рис с овощами. От всей этой суматохи проснулись сын старика с невесткой, которые, узнав о сне, тут же вызвались идти искать этот полуразрушенный храм, чтобы передать приготовленную пищу монахам. Они действительно нашли заброшенную пагоду и благоговейно поднесли еду Ма Даньяну и Цю Чанчуню. Ма Даньян, не особо интересуясь, как эти люди узнали, что они попали в снежную западню, сердечно поблагодарил пришедших, быстро съел свою порцию и уже собрался было вернуться к медитации, когда Цю Чанчунь с загадочным и многозначительным видом сказал ему:
— Пути Дао неисповедимы. Ночью я все думал, как бы достать еды для тебя, даже медитировать не мог. И вот нам приносят еду…
Блаженное выражение мигом исчезло с лица Ма Дань-яна:
— Ищущие Дао должны забыть о голоде. А ты думаешь только о еде! Ты вообще собираешься чему-нибудь учиться? В общем, с меня достаточно! Мы сейчас простимся и больше никогда не увидимся!
С этими словами он выхватил нож и быстрым ударом рассек их общую подушку для медитаций на две части.
— Вот, это тебе, — сказал он, вручая половину подушки опешившему Цю Чанчуню. — Трудись упорно и блюди себя — тогда все получится. — И быстро вышел из пагоды.
Цю Чанчунь бросился за ним, но Ма Даньян словно испарился. Цю Чанчунь побежал вниз по склону, зовя старшего брата,
— Не знаю, я весь день дрова рубил, никого не видел. Кстати, уважаемый, — добавил он, — уже темнеет, скоро выйдут на охоту дикие звери, пойдемте-ка в мою хижину переночуем. А завтра утром продолжите поиски вашего друга.
— Не могу, — ответил Цю Чанчунь, — если я останусь тут на ночь, мне его уже не догнать. Знаете что, не могли бы вы залезть на то дерево и позвать его? Я буду вам благодарен до конца дней!
— Ну, хорошо, так и быть… — отвечал лесоруб после некоторого колебания. И, взобравшись на дерево, он стал кричать: — Даосский мастер! Остановитесь! Даосский мастер! Подождите!
И снова лишь горное эхо протяжно ответило ему.
Ма Даньян же, едва выйдя за порог храма, воспользовался своими магическими способностями, чтобы передвигаться под землей. И вскоре он покинул юго-запад Китая и направился в горы Гао, что в провинции Хунань в Центральном Китае. Там он достиг Дао и оставил царство смертных.
Цю Чанчунь понимал, что с уходом Ма Даньяна из семи учеников Ван Чунъяна он остался один. Помощи ждать больше было неоткуда, приходилось рассчитывать только на себя. Вспоминая слова Ма Даньяна, он твердо решил культивировать пустоту в мыслях, эмоциях и ощущениях. Чтобы всегда помнить об этом, он даже сочинил такое стихотворение:
О, если о воде иль пище Помыслю я в минуту роковую, То пусть ужасные болячки Мой рот покроют. Пусть истлеет тело, А кости пусть степные волки лижут, Коль мысль одна о неге и богатстве В моем мозгу случайно зародится. Пустым сосудом Истины безбрежной, Что ничего внутри себя не держит, Пусть буду я.Цю Чанчунь нацарапал эти стихи на небольшой дощечке и каждый день медитировал перед ней.
Однажды, проходя через какой-то городок, Цю Чанчунь заметил чуть в стороне от дороги большой дом. Он подошел к дверям, постучал и стал звать хозяев, крича, что странствующий монах просит немного пищи. Двери открылись, и молодой слуга выдал Цю Чанчуню миску риса с овощами. Тот уселся прямо тут же на ступенях и принялся было за еду, но в этот момент из дома вышел пожилой господин и забрал миску прямо из рук Цю Чанчуня. Цю Чанчунь не возражал. Он лишь смиренно поклонился человеку и произнес:
— Уважаемый, если я вас чем-то обидел, то, пожалуйста, скажите чем — я извинюсь. Если же нет, то почему вы забрали у меня еду? Может, вы считаете, что я ее не заслуживаю, или вы просто недолюбливаете таких, как я?
Старик рассмеялся и сказал:
— Дело не в том, что я не желаю помочь тебе, а в том, что тебе не суждено получить мою помощь.
— Как это? — переспросил Цю Чанчунь. — Почему это мне не суждено получить от вас хлеба?
— А вот послушай, — ответил старик. — С детства я изучал гадание. И по твоему лицу я вижу, что тебе суждено умереть от голода. Более того, каждая пригоршня риса, которую ты сейчас съешь, только увеличит твои страдания. А раз это воля Небес, то к чему ей противиться?