Семь дней в раю
Шрифт:
В руке араба блеснул нож. Рывком запрокинул голову девушки и полоснул с размаху лезвием по горлу. Хрипя, разбрызгивая бьющую фонтанчиками кровь, она повалилась на спину. Бородатый, бормоча что-то под нос, несколько раз ударил ногой бьющееся в агонии тело. Затем деловито перекатил его на живот, наклонился, вытер сталь о майку все еще конвульсивно дергающейся жертвы.
И тут как будто реле в голове Артема щелкнуло. Происходящее перестало быть затянувшимся кошмарным сном, дрянным кровавым сериалом. Обернулось действительностью. Действительностью,
Ноги сделались ватными, волна противного липкого жара прокатила по телу. Не было уверенности, что не обмочился. Осторожно, не дыша, стараясь не задеть ветви, Артем отступил назад, за угол. Может быть, то же самое ощущает мышь, внезапно увидевшая над собой зеленые безжалостные глаза?
День шестой
Ночью в городе что-то происходило. Стрельбы не было, лишь гул и шум. Будто что-то огромное ворочалось в темноте, двигалось со стороны моря, заполняя собой город и дальше — весь полуостров.
А к утру шум стих. Но выходить из квартиры после вчерашнего не хотелось. Все время казалось, что негр и араб уже поднимаются по лестнице. Сейчас они отопрут дверь или выбьют, подойдут, достанут ножи и молча, деловито отрежут голову. Даже прикосновение стали ощущалось на горле.
Ближе к полудню заработал телевизор. «УТ-1» сообщила, что имевшие место этнические столкновения прекращены, на территорию бывшей автономии по просьбе украинского правительства введены миротворцы НАТО. Показали даже репортаж из Симферополя. Дома с выбитыми стеклами, обгоревшие скелеты автомобилей. И военные патрули на бронетранспортерах с белыми звездами на борту. Российские каналы не транслировали.
Вечером за Артемом пришли. Позвонили, вежливо попросили открыть. На площадке стояла испуганно сжавшаяся хозяйка квартиры. Двое военных в знакомой по американским фильмам форме. И третий — свой, украинский. Проверили документы, так же вежливо предложили проехать для беседы.
Следователь СБУ говорил по-русски со смешным акцентом. Но сам смешным не выглядел. Невысокий, щупленький, какой-то бесцветный. Пегие бесцветные волосы, серые бесцветные глаза. И голос бесцветный.
— Вас видели в компании офицера ФСБ Дмитрия Басаргина и двух женщин из отряда русских боевиков.
— ФСБ?! Он сказал, что журналист из Москвы.
Следователь презрительно скривил губы.
— По нашим сведениям, именно этот «журналист» организовывал переправку оружия из Новороссийска. Что можете рассказать о ваших товарищах?
Артему вдруг показалось, что это уже все, конец, финиш. Сейчас его выведут за угол, поставят к стенке и расстреляют, не слушая никаких оправданий. После того, что он видел, такая развязка казалась естественной и неизбежной. И он заговорил. Рассказал все, что знал, видел и слышал о Басаргине, Ирине, Люське. Даже больше, лишь бы следователю это нравилось.
В конце концов тот одобрительно
— Хорошо. Я не буду вас больше задерживать. Железнодорожное сообщение восстановлено, завтра можете уезжать к себе, в Донецк. По прибытию вам надлежит явиться... Вот здесь все написано, — следователь протянул небольшой, в четвертинку тетрадного, листик.
— Что это?
— Нам известно, что вы подписали так называемое «заявление о лояльности к России». Это может быть расценено как государственная измена. Но мы готовы поверить, что вас запугали, вынудили это сделать. Разумеется, если вы согласны сотрудничать. Со Службой Бэзпэкы.
— Но я всего лишь рядовой программист, что я могу сделать?
— Для всех работа найдется. Пришла пора почистить и ваш «регион». Выскрести москальское дерьмо.
Назад его уже не везли, Артем возвращался своим ходом, пешком. Вокруг было то же самое, что в репортаже из Симферополя. Выбитые окна, следы пожаров и перестрелок, патрули. И то, что в репортаж не попало. Старающиеся не мозолить глаза черноволосые мужчины, цепко следящие за проезжающей военной техникой. Сегодня — безоружные.
Он шел хорошо знакомой дорогой. Вот здесь они с Дмитрием шли к морю. Четыре дня назад. Всего четыре дня? Как будто совсем в другой жизни. А здесь гуляли в тот же вечер вчетвером. Кажется, на это дерево Ирина тогда залезла за шишками.
Вот и больница. Повернуть сейчас за этот корпус... Там стояла машина... А если потом идти напрямик, через кусты... Может быть, ту девочку до сих пор не нашли?
Артем обошел вокруг корпусов, самой дальней дорогой. И постарался не смотреть на ступеньки подъезда. Поднялся к себе, разделся. На простыни лежала длинная рыжая волосинка. Должно быть, с той самой ночи... Он взял ее, машинально накрутил на палец. Если бы он разрешил Ирке остаться... Чушь! При чем тут он? Он ни за кого не отвечает!
Неожиданно зазвонил мобильник. Оксана. Не ожидал еще когда-нибудь ее услышать.
— Тёма, ты? С тобой все в порядке? Нас все это время в санатории держали, только сегодня утром выпустили. И телефон отдали. Я Максима целый день ищу, его нет нигде! Ты не встречал случайно?
Артем отрицательно закрутил головой. Как будто женщина могла его видеть.
— Нет! Я никого не видел! Ничего не знаю!
Голос Гридецкой сразу сделался отчужденным.
— Извини.
Он еще минуту сидел неподвижно. Затем бросил телефон, содрал с пальца и отшвырнул волосинку.
— Да пошли вы все! Слышите — все! Достали!
Выскочил на кухню, распахнул дверцу холодильника. Вылил в стакан водку — немного не поместилось. Опрокинул в себя, пил глотками, как воду, не обращая внимание на полыхнувший внутри огонь. Вылил остаток и тоже выпил. Хотел не закусывать, но не выдержал поднимающегося отвращения, откусил колбасу, сжевал. Немного полегчало.
Вернулся в спальню, упал на кровать. И долго еще бормотал в подушку: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не желаю знать! НИЧЕГО!»