Семь фунтов брамсельного ветра
Шрифт:
— Все-таки я сниму, — виновато сказал Стаканчик. — То, что осталось. И давайте вас на фоне… этого…
Мы послушно встали шеренгой. Летний день уже не радовал. Пахло старым деревом и развороченной землей. Уйти бы скорее…
Стаканчик щелкнул раз, другой. Потом встал на мое место, а я взяла аппарат… Я тоже успела нажать два раза, и в этот момент раздался громкий рык:
— Чё тут крутитесь, паразиты! Делать не хрена?
Это дядька, что возился у гусеницы, теперь распрямился и глядел на нас волком.
— Вам-то
— Ты поговори, сопля зеленая!
Воспитанный Стаканчик порозовел и сказал:
— Мы снимаем остатки дома, в котором жили наши друзья. Разве мы вам мешаем?
— Мешаете! Пошли на…
— Хам какой, — произнесла Люка тоном Олимпиады Андриановны. И добавила заботливо: — Томчик, не слушай дядю…
— Щас уши оборву, щенки!
— Оборвал один такой, — сказала я, холодея щеками. — И пришил себе… — Посмотрела на Томчика, сдержалась.
Дядька подбросил в руке разводной ключ, качнулся было к нам, но раздумал. Понял, видимо, что не догонит. А если догонит — не справится.
Из-за бульдозера вышел еще один мужик — более опрятного вида, в пиджаке. «Прораб», — почему-то подумала я.
— Саня, ты чего шумишь?
— Шляются тут! — гаркнул опять расхристаный камуфляжный Саня.
Прораб мельком глянул на нас.
— Да ладно тебе. К машине-то не лезут…
— Наглые больно…
— Идем. Вон у ребят все готово, — сказал Прораб. «Ребята» с нижнего бульдозера выключили мотор и, видимо, собирались перекусить. Накрыли газетами ящик, расставили на нем банки, кружки и термоса, приглашающе смотрели вверх. Саня и Прораб пошли к ним по тропинке среди цветущих одуванчиков.
Люка вдруг сказала вслед:
— Вы мусором всю реку завалите. А кто будет чистить?
Прораб посмотрел через плечо.
— Чистить, девочка, это не наша забота. Это проблемы другой фирмы.
— Вот так ваши фирмы и загадили всю страну, — вежливо заметил Стаканчик.
— И правда наглые, — сказал Прораб Сане. — Ладно, пошли…
Мы тоже пошли — вверх по переулку. Стаканчик решил снять развалины издалека, чтобы в кадре оказался окружающий пейзаж со старинным заводом.
— А я вот что нашел. Там, внизу, — сказал Лоська. На ладони он держал серого фаянсового зайчонка с прижатыми ушами и розовым носом.
— Какой миленький, — восхитилась Люка. — Ну вот, будет у тебя, Лосик, еще одна память о старом доме.
Лоська вскинул глаза.
— Это же нельзя. Вдруг это их любимая вещь и потерялась случайно…
— Ну, тогда зайдем, спросим, — решила я. — Мы же обещали навестить.
Стаканчик сделал пару снимков с верхней точки, и мы двинулись обратно, к реке.
— Смотрите! — очень звонко крикнул Томчик. Замер с выброшенной вперед рукой.
До оставленного вредным Саней бульдозера было теперь около сотни шагов. И… делалось все больше. Потому что махина медленно двигался вниз. С коварной бесшумностью (так, про крайней мере казалось). И прямо на тех, обедающих. Они сидели к бульдозеру кто спиной, кто боком — не видели, не слышали…
Мы
Они не оглядывались. То ли не слышали (может, приняли уже про стопке), то ли решили, что мы их дразним издалека и гордо игнорировали.
— Да смотрите же, раздавит вас!! — надсадно орала я.
Только Томчик теперь ничего не кричал. Он застыл, расставив ноги и растопырив колючие локти. Потом он вздрогнул. Изогнулся и, разрывая карман, выдернул револьвер, вскинул ствол.
Грохнуло трижды. Трижды вылетело из дула бледно-желтое пламя и синий дым.
Люди у ящика вскочили. Кажется, они ругались, но мы не слышали из-за звона в ушах. Саня на скрюченных ногах кинулся навстречу бульдозеру, вскочил в машину. Наверно, он там отчаянно дергал рычаги. Машина не слушалась. Она деловито раздавила ящик, затем рядом с другим бульдозером уткнулась в груду бревен и наконец заглохла.
— Вот так… — меланхолично подвел итог Стаканчик.
— А говорил, что без патронов, — сказал Томчику Лоська с ноткой восхищения.
— Раньше был без патронов. А сегодня я решил взять… и вот…
— Пошли отсюда, — распорядилась Люка. — А то мужики решат, будто этот наша диверсия.
— У меня вон как разодралось… — прошептал Томчик. Стволом он шевелил у кармана распоротый шов.
— Ух ты… ничего, зашьем, — утешила Люка. — Ник, у тебя всё с собой?.. Пошли, вон там лавочка.
Выше по переулку, у калитки в заборе, была скамеечка. Мы подошли к ней. Стаканчик похлопал по своей многокарманной безрукавке, достал спичечный коробок, в котором оказалась иголка и несколько плоских мотков ниток. Вот такой он, Стаканчик — всегда носит с собой массу полезных вещей. Нравится ему жить, как в дальней экспедиции…
Стало ясно, что одним зашиванием не обойтись. Дергая наружу револьвер, Томчик острой мушкой разодрал на бедре кожу. Яркая, с кровяными каплями царапина тянулась вверх от колена.
Люка дернула на Томчике лямку.
— Снимай. Зашивать надо изнутри Не стесняйся, посторонних не видать, а мы все свои. Пока тебя лечат, я починю.
Томчик не упрямился, скинул свой куцый комбинезончик. Оставшись в апельсиновых трусиках, он опасливо смотрел, как Стаканчик извлекает из кармана моток бинта и пузырек с зеленкой.
— Потерпи, Томчик, — шепнула я. И принялась за дело. Мне было не привыкать. В прошлом году, в «Отраде», сколько царапин и ссадин пришлось замазывать и бинтовать на малышах…
Томчик терпел, только покусывал губы и трогал концом ствола большой одуванчик. Смазанную зеленкой царапину я закрыла марлевой лентой и приклеила ее поперечными полосками лейкопластыря.
— Как скелет рыбы, — заметил заботливо дышащий рядом Лоська.
— Спасибо, — сказал деликатный Томчик мне и Люке, которая протянула ему зашитые штаны. И торопливо залез в них. Конец белого «скелета» торчал из коротенькой штанины, но это ничего, это даже придавало Томчику мужественный вид.