Семь футов под килькой
Шрифт:
Я подумала, что надо бы разобраться, на каких мероприятиях выступает мой юный брат-артист, но сказала другое:
– Как бы он выскочил из заколоченного рояля? Вот, кстати… – тут мне в голову пришла важная мысль. – Давай-ка сделаем все, как было. Найди какой-нибудь кирпич, забьем гвозди обратно.
Пока мы, грохоча по гвоздям булыжниками, приводили рояль в прежний вид, незнакомец отчетливо порывался восстать, но его слабые попытки перейти из горизонтального положения в вертикальное не увенчались успехом.
– Может,
– Ни в какую больницу его без документов не примут. По-моему, ему просто нужно отлежаться…
– Но не в именьице! – живо возразил братец.
Даже протестующе выставил руки.
– Почему не в именьице? У тебя и раскладушка на такой случай есть, – напомнила я.
– Потому что… я передумал ночевать в именьице, у меня завтра представление, мне будет удобнее ехать на работу из города!
Я вздохнула:
– Тогда звоню Косте, других вариантов нет.
– А такси?
Я посмотрела на обморочного мужика и оглянулась на заколоченный инструмент:
– Нельзя такси. Если те, кто засунул парня в гро… яль, будут искать его, такси наведет их на след. Думаешь, много такси приезжает по вызову в эту глушь?
Эмма только поежился.
А я достала из сумки мобильный и позвонила Косте.
Блестящий чистенький «БМВ» осторожно подполз к нам на брюхе по глинистой колее минут через двадцать.
Хороший у Караваева персонал, вышколенный! Водитель Костя прибыл по моему вызову без вопросов, правда, вид имел хмурый и недовольный, но я не обратила на это внимания – он всегда такой. Ну нет у человека чувства юмора и авантюрной жилки, обидела его природа – мать наша…
– Я вперед, вы назад! – Эмма, завидев красивую машинку, подскочил, торопясь занять лучшее место в салоне.
– Все назад, – возразила я и пояснила шепотом, чтобы не услышал водитель: – А то наш ненастоящий труп на бок завалится, его нужно придерживать с двух сторон.
– А если завалится, то что? Он вон в гро… яле валялся – и ничего, чем ему в «бэхе» хуже? – не понял братец.
– У Караваева будет много вопросов.
– Тогда ладно, – дискутировать с Караваевым Эмма опасается – Мишаня беспардонно давит авторитетом.
Мы подняли с травки ненастоящий труп, уже похожий на полуживой организм – во всяком случае, ходячий, – и затолкали его в машину. Залезли сами подперли тело с двух сторон своими плечами:
– Трогай, Костя!
– Куда?
– Ко мне, в «Баварию».
«Бавария» – это элитный жилой квартал, построенный по образцу и подобию европейского городка. Очень уютный, чистенький, аккуратненький и тихий.
Караваев смеется, что лично я с этим местом сильно диссонирую по стилю – мне, мол, больше подошло бы жить в цыганском таборе, – но я «Баварию» нежно люблю: это наш с Петриком
«Бэха» услужливо доставила нас к самому крыльцу, мы выгрузились так же дружно, как загрузились, и повлекли самоходный полутруп в подъезд. На лифте поднялись к двери квартиры, придавили кнопку звонка – искать свои ключи мне было несподручно, потому как сумка оказалась зажата между моим боком и бедром ненастоящего трупа.
– Иду, иду! – пропел внутри Петрик и распахнул дверь. – Оу? – Красивые брови моего лучшего друга выгнулись арками «Макдоналдса».
– Привет! – сказала я.
– Здоров! – сказал Эмма.
А ненастоящий труп ничего не сказал и даже глаза не открыл, чтобы посмотреть на Петрика. Может, оно и к лучшему: с непривычки это зрелище могло убить наповал.
На Петрике было коротенькое шелковое кимоно, сливочно-белый цвет которого красиво оттенял золотистый загар из солярия, на ногах – шлепанцы-гэта, открывающие свежий педикюр. На голове – писк парикмахерской моды: повязка-солоха из шелкового платка. Выпущенные поверх нее локоны переливались оттенками золота и бронзы.
– Вижу, ты был в салоне, – завистливо отметила я.
– Вижу, ты тоже провела время интересно, – ответил Петрик и посторонился, пропуская наше слитное трио в прихожую. – Откуда дровишки?
– Со свалки, – сказала я.
– Из рояля, – сказал Эмма.
А гость наш опять ничего не сказал.
– По-моему, вы друг другу противоречите, нет? Где свалка – и где рояли? – Петрик строго посмотрел на меня, на Эмму, задержал взгляд на госте и чутко потянул носом: – Хм, а я ошибся, он не пьян. Кто же это тут у нас такой хорошенький? И почему он в состоянии нестояния?
Мы с Эммой синхронно пожали плечами и чуть не уронили нашего хорошенького.
– Давайте-ка его куда-нибудь положим, – озаботился добрый хозяин Петрик.
Мы транспортировали хорошенького в гостиную и уложили его там на диван, а сами пошли в кухню, потому что Петрик авторитетно заявил:
– Я думаю, нам всем не помешает чашечка крепкого кофе.
– Эмма, сбегай за пиццей, – попросила я, и братец охотно унесся в итальянский ресторанчик, который очень удачно расположен на первом этаже нашего дома.
– Ты удалила ребенка, чтобы он не услышал шокирующего признания? – проницательно предположил Петрик.
Он повязал поверх короткого белого кимоно длинный вишневый фартук, переместился к плите и внимательно наблюдал попеременно за бронзовой туркой и за мной.
– Караваев улетел в Стамбул с Эллой! – не стала запираться я.
Петрик мне как лучшая подруга и старшая сестра.
– С той вульгарной особой с ногами владимирского тяжеловоза и грудью нахохлившегося голубя?!
Вот! Сказал всего несколько слов – а мне сразу же стало легче!