Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Рихтер Гала

— Пока, Чарли! — успела только крикнуть Джой, и дверь за ними закрылась.

Я пристроил подушку к спинке кровати и, улыбаясь, начал хлебать бульон.

* * *

Без Риди, разумеется, не обошлось. Он приперся после обеда, показал невнятно что-то возражавшей Доне полицейский жетон, уселся на стул, повернув его спинкой вперед, и достал сигарету. Осознав, по всей видимости, что больничная палата — не лучшее место для этого, спрятал ее обратно.

Я проводил сигарету тоскливым взглядом, но ничего не сказал. Что касается соблюдения

больничного режима — я всегда "за". По крайней мере, с тех самых пор, когда я валялся с ножовым порезом в больнице, и мне вздумалось прогуляться, а шов открылся, и я чуть не истек кровью. После этого накрепко выученного урока нарушать предписания врачей мне было совсем не с руки.

Хотя курить хотелось неимоверно…

— И заставил же ты меня поволноваться, — сказал Дик.

Я огрызнулся:

— Я что, просил меня похищать?

— Дурак ты, Чарли, — сообщил Риди, — Сначала ты оставляешь мне бессвязное, но богатое на ругань сообщение, потом исчезаешь черт знает куда, да еще и с двумя подростками — надеждой науки будущего, потом звонишь из пустыни Гоби с истерическим сообщением о том, что вы у террористов. Что я должен делать, Рихтер? Сидеть на солнышке в Калифорнии, попивать "мохито" из трубочки и шляться по Городу Ангелов? Естественно, я волновался за тебя, Чарли!

— Пей успокоительные, — посоветовал я злорадно, — И какого хрена ты не брал трубку?

— Между прочим, у меня из-за твоей персоны уже несколько лет не было нормального отпуска. Имею я право пару недель отдохнуть от тебя и славного города Нью-Йорка?! — рявкнул он. Я криво усмехнулся:

— Выходит, я тебе опять отдых испоганил?

Риди почесал пальцем переносицу, снова вытащил из кармана пачку и начал рассеянно вертеть ее в руках.

— Да ладно уж, — сказал он задумчиво, — живой, и ладно. Похвально, конечно, что ты рисковал собой ради друзей, но если еще разок сунешься на рожон, я тебя сам прибью. Чтоб не мучиться.

— Злой ты, — укоризненно сказал я. Риди хмыкнул:

— Зато ты у нас весь из себя добрый, милый и пушистый. Я поседел за эту неделю из-за тебя, а ты даже извинений принести не хочешь.

Я присел на кровати, накрывшись с головой одеялом, и исподлобья посмотрел на Дика.

— Чейсы хотят, чтобы я жил у них.

Почему-то мне было сложно это сказать. Риди, казалось, не удивился. Он сложил на груди руки и уставился на меня.

— А ты хочешь?

Дик Риди был чертовым сукиным сыном. Не верите? Только этот человек из многих сотен моих знакомых мог заставить меня говорить правду — именно поэтому-то я его так не любил.

Ну, то есть, это было одной из нескольких тысяч причин, по которой я его терпеть не мог.

— Я… я не знаю, — выдавил я, краснея.

Заставить меня покраснеть могло только два человека во всей вселенной: и в это чудное утро каждый из них уже побывал в моей палате. Вот черт!

— Не знаешь? — голос Дика начал стремительно повышаться до ультразвука, — Ты еще не знаешь? Чарли, я вообще-то не сомневался в том, что остатки мозгов Синклер тебе вышиб, но чтобы до такой степени? Боже милосердный, он еще сомневается!

— Риди, не ори, — вспылил

я, — Тебе не кажется, что это мое дело!

Я почти вскочил с кровати, но упал обратно на подушку: острая боль пронзила виски. Риди подобрал упавшее одеяло, осторожно меня накрыл.

— Позвать врача?

— Пошел ты! — простонал я.

Минуты две-три мы молчали. Резкая боль потихоньку проходила, но говорить ничего я не хотел. Наконец, Дик привстал:

— Ладно, пока. Где меня найти, ты знаешь.

Я подождал, пока он дойдет до двери, и вдруг произнес в спину:

— Я очень хочу. Но…

Риди развернулся и, совершив обходной маневр вокруг своей табуретки, уселся-таки на мою многострадальную кровать — она, похоже, пользовалась сегодня бешеной популярностью.

— Только не говори, что в приступе подростковой придури решил похерить самый большой шанс в своей гребаной жизни. Чарли, послушай, я знаю, что ты отдал бы все на свете, лишь бы избавиться от моего общества лет эдак на сто, но я все-таки желаю тебе добра. Скажи, много ли человек за последние лет пять — шесть хотели тебя усыновить? Насколько мне помнится, таких идиотов не было. Не пойми меня неправильно, Мелани и Ларри идиотами я не считаю, но, по всей вероятности, они решили взять тебя домой в момент крайнего помрачнения рассудка. Стресс там и все дела, ну ты понимаешь… — он поухмылялся вволю, но заткнулся, заметив выражение моего лица, — Что?

— Ничего. Дик, ты вправду так думаешь?

— О боже, Чарли! — Риди возвел глаза к белому больничному потолку, — Теперь я верю, что у тебя сотрясение мозга… Конечно, я так не думаю. Но проблем ты им подкинешь, факт! Хотя, твои друзья тоже не отличаются особым прилежанием. Кстати, Джой — это та самая девушка, о которой ты рассказывал?

— Да, но дело не в этом, — меньше всего я хотел сейчас обсуждать с Диком мои и без того запутанные отношения с Джой Чейс, вернее полное отсутствие оных.

— А она ничего, — не унимался он, — Только уж больно стервозная.

— Дик, заткнись.

— Хотя, любовь зла…

— Я тебя убью!

Я попытался ему врезать, но Дик со смехом увернулся. Мне смешно не было.

— Риди, не забывай, что я не вечно пролежу на этой кровати.

— Я так напуган… У тебя, что, к ней все так серьезно? — спросил он с совсем другим выражением лица.

Дружба-вражда. Несколько разговоров. Недопоцелуй в очень стрессовой обстановке. Серьезно ли это?

— Если ей перекроют кислород, от удушья умру я, — сказал я, и не соврал.

К Рахиль я такого не чувствовал. С ней было легко и весело, и не надо было думать о том, куда девать руки, я не краснел и не терялся в словах. А то, что было у меня к Джой, было болезненным, мучительным. Она была нужна мне как воздух, но стоило нам встретиться, я понимал, что ужасно боюсь сделать первый шаг.

Может быть, Дик видел в этом первую подростковую влюбленность, я не знаю, а для меня это чувство — как наркотик. Не хочу, не желаю, не буду… а глаза снова ищут в толпе длинные русые волосы и синюю футболку с забавной надписью. Может, это какой-то моральный садомазохизм, не исключено. Проверять я не хотел.