Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера
Шрифт:
— Надо идти, — Лоуренс поднялся со стула, — Было очень приятно познакомиться, Чарли.
— Взаимно.
— До свиданья, мальчик, — Мелани наклонилась ко мне и поцеловала в щеку, — Я очень рада, что ты согласился. Правда.
Они ушли, а я подумал, что все, возможно, не так уж плохо. Не то чтобы сразу все решилось, но слова Дика все чаще звучали у меня в голове.
"Только не говори, что в приступе подростковой придури решил похерить самый большой шанс в своей гребаной жизни".
И тогда, валяясь на больничной койке, и наблюдая за тенями, ползущими по потолку, я и подумал о том, что пора бы уже налаживать свою
Я буду счастлив в Чикаго. И точка.
Мы с Риди доехали через пару часов.
Чикаго — старый город, город индустрии. Мне он никогда особо не нравился. В Чикаго даже небо серое, как было пару сотен назад, когда над городом вился дым из заводских труб. Но сейчас наступал вечер, и город горел сотнями огней, на катках играла музыка, а витрины сияли оставшимися с Рождества гирляндами.
— Дом Чейсов должен быть через пару кварталов, — сказал Дик, сверившись с навигатором, — И какого дьявола ты не поехал с ними, а заставил меня забрать тебя из больницы?
— Ты же знаешь, что меня без сопровождения полицейского не отпустили бы. А ты — единственный знакомый мне коп, у которого выработался ко мне стойкий иммунитет.
— Ну-ну… Это тебе так кажется, — сообщил Дик, — Кажется, сейчас налево. Слушай, Чарли, личный вопрос тебе задать можно?
— Личный? Я даже не знаю, Риди, а может не стоит. Я как-то даже стесняюсь, — начал хохмить я. Дик скорчил гримасу:
— Ты можешь хотя бы иногда не быть такой заразой, а Чарли?
— Это и был твой вопрос? Нет, не могу, — меня изрядно веселило выражение лица Дика в этот момент. Казалось, еще чуть-чуть и он поднимет глаза к небу с мольбой о помощи. — Валяй, задавай.
Дик подозрительно глянул на меня, потом перевел взгляд на дорогу, и спросил через минуту:
— Ты счастлив?
У меня вдруг защипало в горле от того тона, которым он это спросил.
А счастлив ли я?
Я и сам не знал. Я никогда еще не испытывал счастья, я не знаю какое оно на вкус, цвет, запах. Сейчас мне было горько и светло одновременно, а в груди было ощущение пустоты, будто из меня вырезали что-то значимое, но приносящее боль. Если это и счастье, то оно с привкусом соли на губах.
— Я не знаю. Дик… Дик, прости меня за все, а. И — спасибо.
Мы резко притормозили у обочины. Риди развернулся ко мне корпусом:
— Да ты, никак, реветь собрался?
— Пошел ты, — огрызнулся я. Реветь не хотелось. Не то чтобы боялся перед Диком опозориться, он-то меня видел во всех видах, просто — не хотелось.
— То прости, то пошел… Тебя без виски не поймешь, — усмехнулся он. Положил руку мне на плечо, — Ты — молодец, Чарли. И я всегда это знал. И в этом доме ты будешь очень счастлив, это я тебе говорю. А что до всего остального… Парень ты неглупый, сам во всем разберешься. Просто тебе надо научиться прощать и доверять людям. Да что я тебе лекции читаю, сам все знаешь! — он залихватски махнул рукой. — Все, поехали, у меня еще дела в здешнем Департаменте. Надо передать твое "дело" здешним коллегам. Я, конечно, понимаю, что ты сейчас весь из себя правильный, но того, что натворил в прошлом, хватит еще на несколько лет наблюдения полицией.
— Даже не надейся, мне не стыдно, — пробурчал я. Риди расхохотался.
Мы доехали до дома, в котором нас ждал праздничный ужин, Мелани, Лоуренс,
До комнаты меня проводил Пит, но заходить вслед за мной не стал, сказав только, что ждет внизу за столом. Через мгновенье я услышал, как он съезжает вниз по перилам.
Я поставил рюкзак на пол и подошел к окну. Наступала ранняя январская ночь.
Я люблю ночь куда больше дня. День однозначен, быстр и хлопотлив. А ночью… не было масок, что ли… Люди были не плохие, и не хорошие, они были просто люди. Я часто заглядывал ночью в освещенные окна квартир и домов, гадая что там, за стеклом, какие живут люди, о чем разговаривают, мечтают, над чем смеются или плачут, и догадываются ли о том, что кто-то может сейчас наблюдать за их двигающимися силуэтами в желтом проеме. А потом я уходил прочь, курил сигарету за сигаретой, каждый раз уговаривая себя больше не заглядывать в чужую жизнь, перестать надеяться на чудо, на то, что однажды и у меня будет дом, и окно, посмотрев в которое нечаянный наблюдатель увидит мою тень.
Повинуясь неожиданной мысли, я вгляделся в пустынную улицу. Нет, никого. Как странно… Не знаю, что бы я сделал, если бы кто-то, прислонившись к фонарному столбу, ловил ртом падающие снежинки и не отрываясь глядел на меня. Побежал бы вниз, наверное, чтобы привести человека в дом…
Счастливые не смотрят в чужие окна. Их ждет свет в одном единственном, своем окне.
— Так и собираешься томить нас всех ожиданием, мальчик? — я вздрогнул, услышав негромкий голос. Мелани Чейс бесшумно поднялась по лестнице и теперь стояла в дверях.
— Из-звините…Я не расслышал, как вы вошли. Вообще-то, меня трудно так испугать.
— Здесь тебе нечего бояться, — сказала она неожиданно, и я сразу понял, что она имеет ввиду не только то, что дом охраняется полицией и спецслужбами, и кивнул:
— Я знаю.
— И ты можешь рассчитывать на мою поддержку во всем, — добавила она. Я кивнул.
Мелани сделала странное движение — будто собралась подойти ко мне и обнять, но передумала на полдороге. Как ни странно, мне даже хотелось, чтобы она это сделала. Вместо этого она провела ладонью по моим волосами:
— Что, пора стричься? — глупо спросил я.
— По крайней мере, причесаться бы не помешало, — усмехнулась она, — И что у вас, молодых, за мода такая на длинные волосы? Что Питер, что ты… мальчишки, — закончила она неожиданно.
Мальчишки… Вот уже не думал, что интеллектуала Питера кто-то может назвать мальчишкой. И меня тоже, если честно.
— Пойдем вниз, — Мелани аккуратно подтолкнула меня к двери, — Все и так заждались.
* * *
В доме Чейсов я освоился быстро. Вообще-то я, похоже, освоился даже быстрее, чем его исконные обитатели, которые не жили здесь несколько лет. Я легко привыкаю к новой обстановке — иначе во всех тех приютах и детских домах, куда меня регулярно пристраивал Риди, было просто не выжить. Да и на улице от твоего умения "вписаться" зависит очень многое. Хотя, признаться, особо я в этом не преуспевал: от успехов моей так называемой "дипломатичности" не единожды разгорались скандалы. Тем не менее, в Чикаго мне понравилось.