Семь лепестков зла
Шрифт:
– Извиниться, – ворчливо отозвался он.
И вдруг почувствовал странную слабость во всем теле. Черт, как она на него действует!
– Извиняйся, – кивнула она и не сдвинулась с места.
– Прямо здесь, что ли? – Он обиженно поджал губы, неуверенно шагнул вперед. – Что я, как дурак, на лестничной клетке буду извиняться?
– И что с того? Ты же не на коленях собрался извиняться?
Ее правая рука легла на дверь. И Иванцов почти уперся носом в ее локоть. От Альбины пахло восхитительно: тонкой фруктовой свежестью. Он чуть не
Нет, милая, он не уйдет!
– Может, и на коленях, как пойдет, – буркнул он и предупредил: – Я вхожу!
Он осторожно снял ее руку с двери, потеснил Альбину в коридор. Вошел и захлопнул задом дверь. Тут же начал снимать куртку. Тончайший крэк жал в подмышках.
– Я тебя не приглашала, – Альбина нервно кусала губы, скрестив руки под грудью.
– Я знаю.
Иванцов повесил куртку, взглянул под вешалку. Дополнительных тапок не было. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо – значит, никто больше тут не жил, кроме нее. Плохо – придется бродить по ее квартире в носках.
Неприятно, конечно, но в грязных ботинках по ковру тоже нельзя. Он разулся и пошел мимо нее в комнату.
На диване валялась подушка и скомканный клетчатый плед. Его сестрица обожала в такие кутаться, хотя дома у нее всегда была жара. На вопрос – зачем – лопотала что то невразумительное про уютное тепло мягкой шерсти, про ностальгические настроения. Да так, чушь какая то бабья!
Из-под подушки торчал угол блокнота с записями.
– Работаешь? – Иванцов зорко стрельнул глазами в торчавшую страницу.
– Не твое дело, – фыркнула Альбина, влезла с ногами на диван, глубже сунула блокнот под подушку и тут же укуталась по самый нос пледом. Ну точь в-точь как его сестрица. – Пришел извиняться? Извиняйся и вали!
– О как! – Он скупо улыбнулся. – А кофе? Чай? Где ваше гостеприимство, Альбина Витальевна?
Она минуту рассматривала его в упор, потом кивнула:
– Понятно. Ты сменил имидж и решил сразить меня наповал. А для того чтобы пробраться ко мне в дом, придумал легенду с извинениями. Угадала?
Она вогнала его в такой конфузливый ступор, что он дара речи лишился. Стоял с красной от смущения рожей перед этой умной девчонкой и не знал, что говорить.
Врать? Да она его тут же выставит. Правду? А какую?
– Имидж сменил, – признался он после паузы. – И не скрою, отчасти ради тебя. Ты же меня на весь отдел гусаром окрестила. Почему гусар?
– Чуб такой вот, – Альбина с легкой улыбкой шевельнула пальцами у своего левого виска. – Как у гусара.
– А-а-а, понятно. Теперь на кого похож? На уголовника? – Иванцов поскреб пальцами по макушке.
– Ну что ты! Теперь ты мачо! – Она со вздохом осмотрела его с головы до ног. –
«Мачо» его порадовал. Значит, не зря он терпел сальные ужимки юркого цирюльника. И не зря советами его воспользовался. Но вот сам тон, каким она с ним говорила, не вдохновлял. Альбина его просто терпела, не более.
– Ты извини меня, Альбина Витальевна, ладно? – произнес Сергей со вздохом, шагнул к дивану, отшвырнул край клетчатого скучного пледа в сторону и сел на край. – Я вел себя как свинья.
– Да? Осознал? – Она недоверчиво покосилась.
– Осознал. И покаялся, – поспешил он добавить, не забывая осматривать ее жилище.
«Так, – решил он через пару минут, – хозяйка она никакая. Пытается создавать уют, но не систематически, а от случая к случаю. Вкусным ничем не пахнет, значит, живет на бутерах и полуфабрикатах. Я вот и то себе время от времени готовлю. С радостью бы взял над ней шефство, да кто позволит».
– Хотелось бы знать мотивы, Иванцов. А я пока, так и быть, сварю тебе кофе.
Альбина откинула плед, слезла с дивана и нехотя пошла в кухню. Он послушно потрусил следом.
– Мотивы? – переспросил он, не отрывая взгляда от ее открытой шеи с крохотными темными завитками запущенной стрижки.
Какие мотивы, черт побери! Вот они, перед вами! Длинные ноги, узкие бедра, тонкая талия, грациозная походка. Какие еще нужны мотивы?!
– Ревность, Альбина Витальевна, – снова сказал Иванцов правду, принимаясь теперь рассматривать ее кухню. – Банальная ревность, ну и еще уязвленное самолюбие.
– Ишь ты! – Она удивленно оглянулась на него от плиты. – К профессиональному успеху моему ревновал?
– Нет. К твоему бывшему, – отозвался он ворчливо.
Разговоров на подобные темы он всегда избегал. Не терпел выворачивания души наизнанку. Старался не отягощать себя словесным грузом.
– К бывшему… – эхом отозвалась Альбина, застыв у плиты с пыхающей кофейным духом туркой. – Это все в прошлом… Его больше нет. Да и не было уже на тот момент в моей жизни.
– Видела бы ты свои глаза в тот момент!
– Ты их тоже не видел. Было темно.
– Я их чувствовал. Даже в темноте, – Иванцов поставил локти на стол, снова окинул взглядом кухню.
Газовая плита забрызгана, на подоконнике два горшка с чахлыми растениями. Штору она отодвинула в самый угол и даже узлом завязала, чтобы не мельтешила перед глазами. В холодильнике, куда она сунулась за лимоном, он успел рассмотреть пустые полки.
– А ты хозяйка то так себе, да?
– Да. Так себе. И даже хуже.
Альбина разлила кофе по чашкам, поставила сахарницу, нарезала лимон. Порылась на полках, нашла пачку какого то древнего печенья, вывалила на блюдце. Села напротив и тут же спряталась за чашкой с кофе. Иванцову хватило одного глотка, чтобы убедиться – кофе варить она тоже не умеет. Но из вежливости он выпил почти половину.