Семь сказок
Шрифт:
– Ну… Да… В общем. Значит, браслет?
– Угум.
– Ага. Ну… Я пошел?
– Угум.
Синдр протянул руку. Постоял, подождал ответного пожатия.
Понятное дело, не дождался. Я отсюда просто не дотянусь. Великие боги, левую ногу я вообще уже не чувствую. А и ладно. Пусть думает, что будущий тесть не рад родству. Пусть бежит папочке жалуется. Пусть делает что хочет, лишь бы шел отсюда…
Синдр постоял еще немного с вытянутой рукой. Покраснел, почесал той же рукой в затылке, в бороде, пригладил усы, поковырялся пальцем в ухе. Сунул неприкаянную руку в карман.
– Э-э-э…
– Да иди уже, зятек!
Синдр вздрогнул от ларсового крика и вывалился за дверь.
Старый гном со стоном прислонился к стене. Ох, Локи тебе в подмастерья… Ноги дрожат так, как будто от разъяренного кабана два часа удирал. По лбу градинами пот льет, сердце колотится заполошно. Да, староват ты уже, Ларс, ничего не скажешь, староват… Ишь, недоросток молодой как тебя напугал, до звездочек в глазах…
Ларс бросил циновку на люк, пошерудил по ней ногой, пусть будет такой вид, как будто лежит она себе тут и лежит, никто ее сто лет не трогал. Постоял, подумал, зачерпнул из большого деревянного ящика горсть золы, припорошил циновку и пол вокруг нее. Сел на табурет у верстака. Встал, качнул несколько раз мехи, взял щипцы, прихватил ожерелье с наковальни. Постоял, вернул ожерелье обратно, бросил щипцы на верстак, упал на табурет рядом. Великие боги. Столько лет работы чуть не пошли петуху под хвост.
Как-то ведь так получалось все это время, что никто не проник в его тайну. Вилле не заметил, как тогда, давным-давно, он подобрал под окнами дома деревенского лекаря несколько скомканных листов, исчерканных непонятными линиями и символами. Ану и дети не видели, как ночью он протащил свою находку в дом, запихал под кровать, а наутро вынес под курткой. Никто из соседей не заглянул к нему в кузню, пока он расправлял листы на верстаке и пытался понять, что же на них изображено. Даже подвал под кузней он начал копать незамеченным, и углубился на целых два фута, пока не отважился позвать на подмогу Айнара.
Только чернобородый знал. Щурился хитро, подтрунивал, сомневался, иногда отговаривал, но тайну хранил.
Почему-то два гнома, не сговариваясь, решили, что чертеж никому показывать нельзя.
– Ларс! – солнечный луч радостно прорвался в распахнувшуюся дверь, вскочил на наковальню, пощупал мехи, перепрыгнул в очаг, прямо в дружеские угольные объятия. Великие боги, опять папашу Ингольда принесло. Вцепился, как клещ. Пока всю кровь не выпьет, не отвалится.
– О чем задумался, сват? Все над свадебным ожерельем для доченьки колдуешь?
Старший Ингольд медленно ступил внутрь, остановился. Обвел взглядом кузню. На мгновение задержал взгляд на циновке… Нет, отвернулся. Не заметил? Великие боги, только бы не заметил…
– О, бирюза, – Торгнир взял ожерелье, провел пальцем по камню, – хороший образец… Зря ты его в ожерелье. Можно было бы перстень выправить, да загнать кому-нибудь из светлых альвов по цене двух ожерелий. Светлые альвы не торгуются, сам знаешь…
Ларс поднялся с табурета, подошел к наковальне. Молча протянул руку, забрал ожерелье и спрятал его себе за пазуху. Выжидательно уставился на Торгнира, стараясь придать лицу беззаботное выражение. Даже ухмылочку попытался изобразить. Как у Айнара, конечно, не получилось. Папаша Ингольд покосился
– Все нормально, почтенный Ларс? Голова не болит?
– Нет! – бодро гаркнул Ларс, наклонившись прямо к лицу Ингольда, как будто у того были проблемы со слухом. – У меня все отлично, почтенный Торгнир! А у тебя?
– Да у меня тоже вроде неплохо, – Ингольд отступил на шаг.
– Над чем работаешь? – радостно поинтересовался Ларс, шагая вслед за ним.
– Э-э, – Торгнир еще немного попятился, – да, собственно, Сверр вот меч для … начал. Синдр за браслет для твоей Фрейи засел, сопит, узор придумывает. Снорр парадный пояс для Логмэдра доделывает. Ты, кстати, топор ему куешь? Нас советник уже поторо…
– Да! – с воодушевлением перебил Ларс, наступая на свата, – Меня тоже торопит! Сказал – чтоб сегодня же доделал! Ты же знаешь советника, Торгнир! Он шутить не любит!
– Не любит, – растерянно поддакнул старший Ингольд, пятясь и помимо своей воли оказываясь опять на улице.
– До вечера, Торгнир! – Ларс взялся за ручку двери. – Ждем вас с Синдром!
Дверь захлопнулась. Папаша Ингольд озадаченно почесал в затылке – точь-в-точь как младший сын. Прав был Синдр, странный он сегодня какой-то, этот Ларс. То молчит, слова не вытянешь, то вопит, как ётун по заре. Тьфу. Торгнир сплюнул, развернулся и пошел к своей кузне. Да и Локи бы с ним. Женю Синдра на его страшиле, кузни объединю, чертежи халваровские к рукам приберу, и пусть хоть вопит, хоть молчит, хоть желуди с дубов околачивает.
Ларс, тяжело дыша, буравил взглядом спину папаши Ингольда сквозь щель в двери кузни. Ушел. Ушел.
Капля пота сползла со лба, попала в глаз. Щиплет, хвала тебе, мудрый Один, как сильно щиплет. Мы, темные альвы, молчаливы, могучи и искусны в кузнечном деле, хвала тебе, мудрый Один. Ни один темный альв за всю свою жизнь не пролил ни одной слезы, хвала тебе, мудрый Один. Просто пот попал в глаза. Очень сильно щиплет.
Если на лету опустить руку и провести по верхушкам деревьев, на ладони останется прозрачный маслянистый след…
5.
К вечеру похолодало. Ледяной Нордри примчался из-за гор, на лету швырнул пару пригоршней прошлогодней прелой листвы в озеро, весело пробежал по тропинке до деревни. Осмотрелся, выбирая, где бы еще пошалить. Растрепал кудри длинноволосой Мэрит, дернул за черную бороду рудокопа Айнара, хотел даже заглянуть под юбку к Кэрите, но та увернулась и спряталась в пещере. Нордри стало скучно, парой маленьких вихрей прошелся он туда-сюда по поляне, и от нечего делать вольготно развалился в деревянной пристройке у пещеры почтенного Ларса.
Ану плотно завесила вход шкурами, запалила лучины. Халвар утащил одну к себе на стол, приладил кое-как на краешке, бурча что-то под нос недовольно. Расчеты никак не сходились. Молодой гном раздражался все больше и больше. В глубине пещеры брякнула посуда, Халвар подскочил, как ужаленный, бросил с размаху на стол уголек, которым исчеркал уже добрый десяток листов бумаги. Белой, самой дорогой, редкой.
– Можно потише?! Я работаю, между прочим!
– Ох, прости, сынок! – из кухни выглянула Ану, прижала руки к груди. – Я случайно, крышкой обожглась…