Семь смертей
Шрифт:
– Ну так как, Мария Евгеньевна, пустите на постой?
Пенсионерка задумалась.
– Вообще-то невыгодно мне с тобой дело иметь. Ну сколько ты мне за пару-тройку дней заплатишь? Мелочовку? А бабушке на молочко и хлебушек денежка нужна. Колбаску я с сырком уважаю, кофейком дорогим иногда балуюсь, конфетками, рыбкой красной, икоркой время от времени, ананасом не брезгую, от креветочек не откажусь. Понимаешь, куда клоню?
« Понимаю, – подумала Ката. – В
Вслух же она произнесла:
– Заплачу, сколько скажете.
Бабулька встрепенулась.
– В пределах разумного, конечно, – поспешно добавила Ката.
Выдержав убийственную паузу, Мария Евгеньевна махнула рукой:
– Уговорила. Пущу я тебя на три дня. Идет?
– Спасибо вам.
– Значит, так, сутки стоят четыреста рублей.
– Я согласна.
Поняв, что продешевила, старушка мотнула седой головкой.
– Прости, милая, оговорилась я. Четыреста пятьдесят рублей.
– Договорились.
– В смысле, четыреста восемьдесят.
– Меня это устраивает.
Мария Евгеньевна топнула ножкой.
– Кто тебя научил над старой женщиной издеваться?
Ката округлила глаза:
– Разве я издеваюсь?
– Конечно! Нет, милая, ты не обижайся, но так не пойдет.
– Да в чем дело-то?
– Пятьсот рублей в сутки, и точка! Деньги вперед. За три дня натикает полторы тысячи рубликов. Коли согласна, доставай кошелек, а нет, так ступай с миром.
Ката ухмыльнулась. А бабулька, однако, жадновата до денег. Вон прямо вся покраснела, того и гляди, удар хватит.
Протянув хозяйке три пятисотки, Катарина услышала:
– И еще сто рублей ты мне должна, милая.
– За что?
– Как за что, за аренду тапочек, разумеется.
Крохоборка. Интересно, она собирается взимать с Каты плату за воздух? Решив отстоять свои права, Катарина сказала:
– Тапочки я свои привезу.
– Нельзя! – последовал резкий ответ. – Тапки местные, так что плати еще сотню.
Получив ассигнацию, Мария Евгеньевна расплылась в улыбке.
– Вот и славненько. Милости прошу, родная. Кстати, тебя как величать-то?
– Катарина.
– Пошли комнату покажу, Катарина. Ты когда вещички привезешь? Ну там пижаму, зубную щетку, белье сменное?
– Вечером. Ой, забыла спросить, постельное белье ваше или мне свой комплект привезти?
– Бельишко мое, – закивала Мария Евгеньевна.
– Надеюсь, за него платить не надо?
– Вообще-то нет, но раз уж ты спросила. От десяточки за наволочку, двадцаточки за простынь и полтинничка за пододеяльник баба Маша не отказалась бы. Ну, иди, заходь в комнату, моя ты касаточка. Ты мне сразу приглянулась. Красавица!
Вечером Ката вернулась в квартиру пенсионерки с объемным пакетом в руках. Изображая из себя особу, в квартире которой нещадно пахнет краской, она плюхнулась на стул и вздохнула.
– Устала? – спросила Мария Евгеньевна. –
Оставшись в одиночестве, Катарина скорчила гримасу. Так, первый этап ее плана прошел без сучка без задоринки – она сняла комнатку у дамы, которая может поделиться необходимой информацией. Катарина изначально знала, что с посторонним человеком Мария Евгеньевна не будет откровенничать и вести доверительные беседы, а вот с женщиной, которая числится в квартирантках, бабулька запросто посплетничает о делах насущных. Например, за чашечкой ароматного чая. Да и Катарина сможет хотя бы три дня отдохнуть от непрекращающихся криков Розалии.
В кухне Ката положила на стол коробку конфет и упаковку эклеров. Памятуя, что пенсионерка любит побаловать себя, любимую, сладостями, она по меньшей мере планировала услышать банальное спасибо. Но Мария Евгеньевна, увидев конфеты, скривилась. Повертев в руках коробку, бабулька досадливо протянула:
– Сколько ж такая коробочка стоит?
– Сто девяносто рублей, – ответила Катка, поражаясь способности бабки все и вся переводить в деньги.
– Сто девяносто, – повторила старушенция. – Эх, надо было тебе у меня заранее поинтересоваться.
– Чем?
– Каким конфеткам я отдаю предпочтение. Я за двести сорок рублей конфеты люблю, а эти мне не нравятся. Горькие. Ну да ладно, чего уж тут, обратно в магазин ведь не отнесешь. Садись, чай готов.
Эклеры также были подвергнуты нещадной критике.
– Тесто суховато и крема совсем нет. Я другие люблю. Подороже.
Десять минут спустя, расправившись с третьим эклером и десятой конфетой, Мария Евгеньевна разомлела.
– Ох, хорошо чаек пошел.
Ката решила действовать. Изобразив на лице отчаяние, она проговорила:
– Когда за вещами приезжала, опять с соседями поругалась.
– Чего так?
– Жалуются на шум. А что я могу поделать, ремонт ведь в квартире.
– Да-а, ремонт штука сложная.
– Не повезло мне с соседями, – сокрушалась Катарина. – Они и без ремонта ко мне постоянно придирались. Говорят, что я слишком шумно перемещаюсь по квартире, мол, топаю, как слониха.
– Бывает, – кивнула пенсионерка, потянувшись за четвертым эклером.
– Надеюсь, ваши соседи снизу не станут жаловаться на мою походку?
Лицо Марии Евгеньевны сделалось суровым.
– А некому жаловаться, пустует сейчас квартирка. Не живет там никто.
– Как? Я же звонила в субботу, и женщина ясно дала мне понять, что комнату сдает соседка, живущая над ней.
– Правильно Нюрка тебе сказала, не обманула. Да только несчастье с Нюрой случилось, умерла она.
– Да вы что?!
– В субботу вечером и преставилась.
– Ни с того ни с сего или болела?
– В том-то и дело, что здоровой Нюрка была, а тут вдруг на тебе – взяла и померла.