Семь смертей
Шрифт:
Четверть часа спустя в квартире Марии появилась запыхавшаяся Валентина.
– Баба Мань, мать у вас?
– У меня, Валечка.
– Доча, я здесь. – В коридор выбежала Анна Дмитриевна. – Ну что, догнала Леньку?
– Догнала. – Валентина облокотилась спиной о дверной косяк. – Дома он. Кажись, в себя пришел. Пока вела, молчал, на вопросы не отвечал, а в комнате оделся и на кровать лег.
– Ты бы не оставляла его одного.
– Все в порядке, я дверь входную закрыла, не сбежит.
– Ой, девоньки, – простонала Мария Евгеньевна, –
Влив в себя чашку чая, Валентина вздохнула:
– Мам, пошли, боязно мне что-то.
Но не успели Валентина с Анной Дмитриевной выйти за порог, как в подъезде послышались пронзительные женские крики.
Кричала соседка с первого этажа. Выяснилось, что три минуты назад она открыла окно и увидела на асфальте мертвого Леонида. Мужчина лежал на спине с переломанными конечностями.
Пока мать и дочь пили чай у Марии Евгеньевны, Леонид открыл окно и сиганул вниз.
После похорон Валентина замкнулась в себе. Она практически не выходила из дома, ни с кем не общалась, даже с соседями не здоровалась.
А потом Мария Евгеньевна узнала от Фурмановой, что Валя ушла.
– Куда ушла? – недоумевала старушка.
– Ушла из дома. Побросала в чемодан вещи и ушла. Маша, она обвинила меня в смерти Лени, – разревелась Анна Дмитриевна, уткнувшись в плечо соседки.
– Господи, помилуй! Да в чем же ты виновата?
– Валька сказала, что Леня спятил по моей вине. Маша, но ведь я хотела как лучше, и врачи говорили то же самое. Неужели Валька не понимала, что это единственный выход?
– Нюр, я тебя не понимаю.
И Фурманова рассказала, что несколько месяцев назад Валентина узнала о своей беременности. Леонид был в восторге, он давно хотел обзавестись наследником, поэтому известие о беременности жены воспринял со слезами радости на глазах. Обрадовалась и Анна Дмитриевна.
Но уже через пару дней выяснилось, что рожать Валентине строго противопоказано по медицинским показателям.
– Врачи настаивали на прерывании беременности, – плакалась Фурманова, – а Валька не хотела их даже слушать. И Ленька против был, говорил, что все нормализуется и Валя благополучно родит. А я испугалась. Испугалась за жизнь дочери. Ходила за ней как приклеенная, уговаривала, чтобы Валя аборт сделала. Она кричала, ругалась, но в итоге, наверное, поняла, что в моих словах и в словах врачей есть доля истины, согласилась прервать беременность. Леньке было решено ничего пока не говорить. Когда он узнал, я чуть не умерла от страха. Как он кричал! Господи, я думала, у меня барабанные перепонки лопнут. Потом развернулся и хлопнул дверью. Два дня где-то колобродил, а когда вернулся, заявил, что мы с Валькой убили его ребенка. Леонид сильно переживал, ночами не спал, курил, как паровоз, и чудить начал. Теперь вот Валя меня виноватой считает, мол, если бы не мои уговоры, не помутился бы у Леньки рассудок.
Мария Евгеньевна не знала, как утешить Фурманову. Она полагала, что Валентина обязательно
– Это все мне назло, – говорила Анна Дмитриевна спустя год после смерти зятя. – Она вычеркнула меня из своей жизни. А что я сделала, что? Я всего лишь хотела, чтобы моя дочь осталась жива. Неблагодарная! Сначала Сашка фортель выкинул, теперь Валька. Хороши детки, мать им не нужна. Вот так помрешь в одиночестве, и даже похоронить будет некому.
– Как в воду Нюрка глядела, – сказала Мария Евгеньевна. – Померла, а на похоронах ни Валентины, ни Александра не было. Да и как им там оказаться, если с матерью больше пяти лет не общались. Э-хе-хе, я-то раньше думала, что Нюрка счастливая, у нее детки есть, в случае чего будет кому стакан воды поднести. А на деле видишь, как вышло. Умерла в одиночестве.
После рассказа Марии Евгеньевны Катарина решила прогуляться перед сном. Она вышла во двор и не спеша побрела вдоль раскидистых кустов неведомого ей растения. Москву уже окутали сумерки, часы показывали без четверти двенадцать. Где-то вдали был слышен заразительный девичий смех и мужской бас.
Прокручивая в голове историю жизни Анны Дмитриевны, Ката села на облупившуюся скамейку, поняв, что ей совершенно не хочется возвращаться в квартиру бабы Мани. В настоящий момент находиться в четырех стенах было жутко некомфортно. Хотелось остаться на улице, дышать ночным воздухом и слушать едва уловимый шелест листвы.
Из-за угла показалось такси. Машина с шашечками остановилась у второго подъезда, а секунду спустя открылась задняя дверца и из салона вышел Борис Плешников.
Катарина подскочила. Плешников?! Здесь? В полночь? Но каким ветром его задуло в эти края?
До конца не веря в реальность происходящего, Ката поспешно встала со скамьи и во все глаза уставилась на Бориса. А тот, не подозревая, что за ним ведется пристальное наблюдение, сказал пару фраз шоферу – судя по всему, просил, чтобы тот его дождался, – сплюнул на асфальт и скрылся в подъезде Фурмановой.
Катарина продолжала стоять на месте ровно до тех пор, пока в одном из окон Анны Дмитриевны не вспыхнул свет. Вот это номер. И как расценивать увиденное?
Приблизившись к такси, Катарина нагнулась и, расплывшись в улыбке, проблеяла:
– Добрый вечер.
– Здрасти, – отозвался шофер.
– Скажите, а вы, случайно, не свободны? Мне срочно нужно такси.
– Занят, – довольно-таки грубо молвил мужик.
– Как жаль, – Ката юркнула в подъезд.
У двери Фурмановой она приложила ухо к замочной скважине и прислушалась. Тишина. Интересно, чем сейчас занимается Плешников в пустой квартире? Ну, в самом деле, не телевизор же он приехал смотреть. И как, позвольте узнать, Борису удалось попасть на чужую жилплощадь? У него имелся свой ключ? Но с какой стати? А может... Внезапно Ката содрогнулась – послышались шаги.