Семь смертных грехов
Шрифт:
– Не повешу!
– Повесь!
– Что же плохого тебе сделал пан Гемба, что, увидев его, ты заспешил в петлю?
– Да он к моему пану в гости приезжал, вместе мед они попивали и всякие развлечения придумывали.
– Кто пьет мед и развлекается, тот не может быть дьяволом, поэтому твои опасения неосновательны. Я лично знал одного святого, который хлестал водку не хуже, чем шляхтич в осеннюю погоду, а богу все-таки угодил.
Эконом разревелся, как богомолка на паперти.
– Он расскажет моему пану, что я службу бросил и пана своего опозорил, дал себя бабам одолеть.
Брат Макарий засмеялся так громко, что собаки подскочили к ним и принялись обнюхивать.
– Этого
– Лучше повесь меня, святой отец.
– О святая Патриция! – закричал, рассердившись, квестарь. Он схватил эконома за шиворот, повернул к себе задом и дал ему такого пинка пониже спины, что тот влетел в корчму и врезался лбом в стену. Потирая руки, квестарь вошел вслед за экономом и продолжил песню:
У меня была девчонка, Тра-ля-ля, тра-ля-ля…Но пьяный пан Гемба уже спал, уронив голову на руки, распластанные на столе. Брат Макарий окропил его вином и позвал корчмаря.
– Говорю я тебе, Мойше, что ты скуп, как сапожник Мартин, который сам не ел, все набивал кубышку, а теперь червей кормит, и никто, кроме меня, о нем не вспомнит. Неужели ты хотел бы, Мойше, чтобы я и о тебе читал заупокойную? Я очень не люблю этого. Люди для того и существуют на свете, чтобы жить да наслаждаться жизнью, данной богом. Для этого у нас есть брюхо, язык и глотка. Да и руки нам в этом помогают – они дают возможность получить удовольствие от осязания прекрасного и используются также при подношении божьих даров ко рту.
– У меня есть свои молитвы, и мне ничего больше не надо.
– Я совсем не тороплюсь по тебе панихиду служить: хозяин ты хороший, порядок знаешь отлично. Только скряга ты ужасный. Для таких, как говорит один из отцов церкви, приготовлены специальные чаны с кипящей смолой.
– У меня свой ад. Разве я лезу в ваш?
– Ад один. У отца небесного нет времени приглядывать за несколькими такими заведениями. Хватит одного на всех. Я это знаю от набожного юноши, который заблудился, попал в пасть адову и никак оттуда выбраться не смог. Он там и евреев видел и шляхтичей, кипевших в смоле, а мне подробно рассказал об этом потому, что мне было крайне любопытно, ведь сам я туда не попаду, а знать должен все.
– Ну если я в одной смоле с моим паном буду сидеть, так это уже неплохо.
– Почему так, Мойше?
– Почему? Пан мне много денег должен. Так вот, если он умрет, не отдав мне долги, я думаю, там нас рассудят.
– Много же ты ему, видимо, одолжил, если думаешь долг таким образом получить.
– А что мне делать? Квестари ко мне заходят, пан дукаты в долг берет, мужики не платят – о чем же мне еще думать?
– Квестари, помни это, Мойше, облагораживают твое языческое заведение, а что касается твоего пана, так не надо было ему давать в долг. Любопытно, другие тоже совершают такие ошибки?
– У каждого еврея есть свой пан.
– Эй, почтеннейший эконом, достань-ка у пана Гембы кошелек и заплати корчмарю наличными. Поистине он беден, раз у него пан тянет дукаты.
Эконом вздрогнул, не решаясь выполнить приказ брата Макария.
– Делай, что говорю, – продолжал квестарь. – Когда шляхтич трезвеет, он становится таким выжигой, что гроша ломаного не заплатит. А свидетелей, пожалуй, звать не надо, потому что он сам вызвался понести расходы в обмен на беседу со мной и за всяческие удовольствия,
– Да как же я шляхтича, отец мой…
– Ищи кошелек, а то я разбужу пана Гембу и расскажу ему, кто ты. Тебя ждет кол или какая-нибудь другая модная казнь.
Эконом, весь дрожа, залез пану Гембе за пазуху, откуда, поискав немного, вытащил мешочек и бросил на стол, а сам, как ошпаренный, отскочил в угол.
Мойше схватил кошелек и начал проворно его ощупывать и вывертывать. Но, увы, кошелек был пуст, как похлебка в великий пост.
– Кто же мне заплатит? – воскликнул он в ужасе. Брат Макарий взял кошелек и, убедившись, что Мойше не ошибся, беспомощно развел руками.
– У меня были самые хорошие намерения, но если твои гости, мой дорогой Мойше, не обладают честностью, я ничего поделать не могу. Мог ли я, по-твоему, отказаться от приглашения?
Мойше дергал себя за бороду, крутился, как одержимый, хватался за голову.
– Чтоб меня холера взяла, чтоб я не родился, чтоб мне пасхи не дождаться! Это же грабеж!
– Не печалься, Мойше. Я обо всем расскажу святому Петру, а он тебя вознаградит с лихвой. Я не раз так делал, он ко мне хорошо относится. А теперь я хочу спать. И прошу тебя, не мешай мне своими сетованиями, потому что я этого не потерплю. А ты, почтенный эконом, ложись на скамейку, потому что нет ничего хуже недосыпания и недоедания.
Пан Гемба что-то рявкнул сквозь сон, на мгновение проснулся, испуганный собственным голосом, обвел бессмысленным взглядом комнату и снова упал на стол, попав усами в разлитое пиво.
Квестарь удобно расположился на скамье, подсунув мешок под голову, надвинул капюшон на лицо и, покрякивая от удовольствия, заснул. В животе у него приятно урчало.
Глава шестая
Едва утренний свет проник сквозь оконца в комнату и завиднелись очертания столов и громада печи, брат Макарий потянулся так, что кости захрустели, отогнал назойливых мух, которые лезли прямо в нос, сел на скамью и протер кулаками глаза. Немного поодаль мощно храпел пан Гемба, и жупан, которым он накрылся, спасаясь от ночной прохлады, надувался, как арбуз, а брюхо шляхтича, казалось, хотело взлететь под потолок. Квестарь всунул ноги в сандалии, пригладил на затылке волосы, зевнул, как медведь, и поднялся с лавки. Скривившись, как тяжело больной человек, и жалобно вздыхая, он дополз до печки. Заглянул в один горшок, в другой, но они были пусты, и ему пришлось оставить мысль о том, чтобы перекусить что-нибудь в это утро. Возле печки он обнаружил эконома, который посвистывал во сне и сердито поводил усами. Квестарь толкнул его в бок. Эконом, ничего не понимая, открыл глаза и, увидев квестаря, упал на колени.
– Не вешай, пан милый! – взмолился он.
Брат Макарий схватил его за чуб и поставил на ноги, но эконом стоять не мог, ноги у него подгибались, словно соломенные.
– Слушай, ты растяпа, – зашептал брат Макарий, приложив палец к губам.
Эконом так и присел от страха. Квестарь показал на пана Гембу, которому снилось, видимо, что-то неприятное: он ворочался с боку на бок, сбивая жупан, натянутый на голову. Приказав эконому взять мешок, квестарь на цыпочках добрался до двери, заскрипевшей под его рукой. Вдруг они оцепенели от страха, так как шляхтич внезапно завопил не своим голосом: «Караул!», вскочил, сбросил жупан, постоял, широко расставив ноги, обвел комнату ничего не видящими глазами и вновь повалился на лавку. Они подождали, пока шляхтич захрапит, и потихоньку вышли во двор. Глухо зарычали собаки, но сильное утомление не позволило им броситься на брата Макария и эконома.