Семь стихий мироздания
Шрифт:
— А ведь ты на что-то надеешься, Оливул, — произнес он почти утвердительно. — Думаешь, твой рыжий приятель тебе поможет? Мне жаль тебя разочаровывать, но из Бездны не возвращаются. Там живет смерть. Извини, я погорячился утром. Наверное, смерти он все-таки не заслуживал. Он был твоим другом?
Надменные манеры колдуна растворились в сочувственном тоне, и это заставило Оливула насторожиться. Он даже сумел частично стряхнуть с себя оцепенение, владевшее телом и сознанием с момента заточения в облачный полушар. Причина изменения тактики мага была ему
— Он был твоим другом, да? — Каллист повторил вопрос и, приняв молчание собеседника за утвердительный ответ, продолжал со вздохом. — Мне вправду жаль, что так получилось.
Отчаяние жестоко полосонуло по сердцу, но Оливул отогнал вползающую вместе с вкрадчивым голосом чародея мысль о гибели Доная.
Каллист так и не дождался его реакции.
— Ты сильный человек, — сказал он, вставая; табурет проковылял в свой угол и занял привычное место. — Давай будет откровенными друг с другом. Если я скажу, что хочу спасти твою жизнь из симпатии к тебе, ты не поверишь, верно? Хотя это правда. Понятнее тебе будет другое. Взгляни на меня.
Оливул, готовый к очередной магической атаке, медленно поднял глаза. Широкая меховая шляпа лежала у ног колдуна, образ пустой маски качался в тени, а перед Белым князем стоял человек с выжженным до костей лицом. «Проклятие Матери Драконов!» — понял Бер-Росс.
— Знаешь, откуда это? — прозвучал глухой голос; обрывки губ почти не шевелились.
— Ты убил дракона, — произнес Оливул.
— Да… Думаешь, Змеиная дочь подвела к смертной черте тебя одного? Ты орудие ее мести! Ты сослужишь ей хорошую службу, когда умрешь. Ведь вместе с тобой умру и я, потому что перед вашим Племенем виновен стану дважды. Тебе, конечно, все равно, каков будет мой конец. Но подумай о роли, уготовленной тебе самому: Белый дракон — слабовольный пособник мерзкой гадкой змеи. Подумай, у тебя еще есть время до заката солнца.
«До заката… До заката…», — шелестел в костре огонь.
— Где этот проклятый колдун?! — Грег и Гор вскрикнули в один голос.
Огонь силился обрисовать хозяину картину местности, но для солнечного света все на земле было едино — и леса, и поля, и горы. Разве что беспокойные волны моря воспринимались Стихией как нечто стороннее. Побережье, залив, башня. Гор встал, вглядываясь туда, где огонь столкнулся с водой, но море скрывалось за неприступными вершинами скал, и ни человеческий, ни драконий взгляд не смог бы отыскать крошечный остров за много верст к востоку, даже если бы горы вдруг расступились.
— Пэр — возничий Воздуха, — произнес Грег. — Если мы как-нибудь сообщим ему, что произошло, он найдет Оливула.
Солнечный свет струился сквозь толщи воздушного океана, обнимал луговые травы и цветы, просачивался в чащу лесов, а ветер гулял себе в тех же полях и рощах, независимый и беззаботный. Огонь отчаянно взывал к Воздуху, но разговор этот был сродни
Неожиданно в пламени костра вспыхнул образ цветка с огромной яркой головкой. Куда бы ни уходило солнце, кудрявые лепестки неизменно поворачивались к его лучам.
— Посмотри, — прошептал Грег, хотя Гор уже и сам изумленно озирался по сторонам.
Скудная слабая трава, узколистые колючие кусты, кривое деревце на склоне — все смотрели на Хозяина Огня, и густо-зеленые листья их тянулись в центр круга, где пылал костер.
— Данила искал нас, — прояснили близнецы друг для друга. — Так ответим же!
Костер вспыхнул с новой силой. Однако оставшаяся неуслышанной Жизнь была слишком далека сейчас, когда Гаюнар, не дождавшись отзыва, оборвал контакт.
— Должен быть способ, — Грег перевел взгляд на брата. — Стихии едины в каждом элементе Мира, и любая из них в состоянии воздействовать на другие.
— Солнечный свет питает растения, они живут благодаря ему, и земле, и воде, и воздуху, и смерти. Вопрос стоит иначе…
— Как разбудить разум остальных Стихий?
— Как заставить их обратиться к избранникам?
Спасительная идея внезапно ворвалась в сознание.
— Есть в Судьбе одно, что держит в себе дух каждой Стихии — Крылатый Волк!
13
— Пэр! — кабы не путы на руках и ногах, Данила стиснул бы его в объятиях.
Зеленый воздушный сгусток материализовался, и Пэр растрепанный и растерянный встал перед братом.
— О, мой бог, Данька, что я натворил!
— Ничего-ничего, туда им и дорога, — тот не понял, что призрак имеет ввиду вовсе не ураган, разогнавший людей по подворотням.
Пэр его реплику даже не расслышал.
— Данила, что они с тобой сделали?!
— Не волнуйся, я цел, — Гаюнар оглянулся на деревню, затаившуюся после «колдовского нашествия». — Развяжи меня поскорее и будем сматываться. Мне не светит еще раз встретиться с этой компанией фанатиков.
Пэр торопливо поднялся над землей и попытался дернуть веревку, которой были связаны руки брата, но пальцы проникли сквозь узлы, а материя оставалась незыблемой.
— Пэр, не суетись, успокойся, — посоветовал Данила. — У нас полно времени.
Однако не прошло и минуты, как ему пришлось признать, что в этом последнем он крупно ошибался. На улице началось движение, и в прогоне между двумя хатами мелькнули кольчуги ратников.
— Данька, я не могу ее зацепить! — в отчаянии воскликнул Пэр.
— Не психуй. Когда ты нервничаешь, у тебя все сикось-накось идет. Помнишь, как ты открыл рукой дверь? Действуй так же, поверь, никакой разницы между ремнем и деревяшкой в данном случае нет.
Возня за спиной возобновилась, но ни малейшего натяжения веревок Данила не почувствовал, зато заметил, как за плетнем, таясь от глаз «ведьмака», собиралась большая группа воинов.
— Так. Есть идея, — быстро заговорил он. — Видишь нож?
Посреди двора вместе со зловонной веткой и какими-то тряпками лежал длинный кинжал.