Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5
Шрифт:
— А ежели я все ж таки не пойду? Не хочу! Это тебе понятно?
— Не понятно! Не упирайся, Евдоким Максимович, все одно по-твоему не будет. Раз я сказала… Или ты мне на сей раз подчинишься и перестанешь быть посмешищем, или конец, довольно с меня!
— Ну ладно, ладно! Чего взбеленилась? Пойду я к брадобрею. А еще чего хочешь?
— Вот это уже, можно сказать, разговор семейный. — Варвара снова прилегла на свою койку, укрылась одеялом. — Далее мои условия такие: начнешь работать. Хватит тебе шаблаться по станице и строить из себя пришедшего с того света казака. В тебе же силы как у племенного бугая… После
— Работать не буду! Слышишь, Варюха, не буду! И прекратим эти наши семейные балачки.
— Почему же ты не будешь работать? Непонятно. Отвык, да? Все люди трудятся, а ты кто такой? Барин, а? Нет, извини, Евдоким Максимович, и работать я тебя заставлю как миленького! Это пять!
В парикмахерскую Варвара и Евдоким явились рано, когда Жан еще не успел ни приготовить свои инструменты, ни облачиться в белый халат. В комнате ожидания пришлось посидеть на мягких, глубоко оседающих креслах и помолчать. Широкое окно смотрело в сад, яблони с зелеными плодами подступили к самому стеклу. Варвару и Евдокима разделял круглый стол. На столе в стеклянной вазе возвышался развесистый букет степных маков, уже наполовину осыпавшихся; опавшие лепестки красными лоскутками пятнили белую скатерть. «Интересно, откуда эти цветочки? — думал Евдоким, комкая в кулаке клок бороды. — Может, с холмов? И кто же их сюда принес?» Тут он вспомнил, что у него нету денег, и спросил:
— Варюха, у тебя гроши имеются? А то Жан хоть и доводится мне родичем, а денежку все одно потребует, вынь да положи. А я пуст, у меня ни копейки.
— Не твоя печаль, — сердито ответила Варвара. — Я привела тебя сюда, я и платить стану… Только ты вот что, не выкобенивайся, не кидайся в гордость, а во всем подчиняйся Жану. Он-то знает, что и где подрезать… А денежки у меня имеются, не беспокойся.
Отворились двустворчатые, широкие, как на вокзале, двери, и появился Жан в белом халате. Увидев Варвару и Евдокима, он так счастливо заулыбался, словно бы встретил родных отца и мать. За его маленьким, утонувшим в завитках ухом мостилась тонкая, из дюралюминия, расческа, белоснежный халат оттенял коноплинки, щедро усеявшие его переносье, и каштановые, мелко вьющиеся на лбу и на висках волосы.
— А! Дядюшка Евдоким! — сказал он с такой же счастливой улыбкой. — Какими судьбами? Неужели-таки сам пожаловал?
— Вот забрел… Правду сказать, жинка, Варвара Тимофеевна, насилком присоветовала.
— Правильно, Варвара Тимофеевна, давно пора! — Тут же из-за уха Жан взял расческу и ловким, привычным движением тронул свои кудряшки, как бы показывая, что значит иметь на голове красивую прическу. — В век культуры и цивилизации ходить обросшим бирюком, не зная, что такое ножницы и бритва, — это же позор!
— А я что тебе говорила, Евдоким Максимович?! — сказала Варвара.
— Ну, прошу, дядюшка, в кресло!
— А можно без жинки? — Евдоким стоял, поглаживал бороду, и косился то на Варвару, то на Жана. — Чтоб одному… Варя, а ты посиди тут, подожди меня.
— Подрезать и подчищать эту заросшую образину только при мне, чтобы я все видала! — решительно заявила Варвара. — Сажайте его куда надо и действуйте!
— Пожалуйста, Варвара Тимофеевна, мне вы не помешаете. — И, уступая дорогу Евдокиму, Жан добавил: —
Вот уж чего с Евдокимом не случалось, того не случалось: в своей жизни он никогда еще не сидел на таком удобном и высоком кресле и перед таким огромным, во всю стену, зеркалом. Он даже оторопел и с удивлением смотрел на себя. Ему казалось, что на высоком кресле сидел не он, а какой-то неведомо откуда явившийся бородач. Он видел стоявшую за его спиной Варвару, грустную, молчаливую, видел всю комнату, люстру, двери, окна, а за окнами — улицу и стройные молодые тополя; видел, как Жан, неслышно ступая мягкими лакированными туфлями, мелкими шажками подошел к шкафу, взял простыню, размахнул, как белым флагом, и укрыл ею Евдокима так, что виднелась только кудлатая голова с бородой. В руках у Жана теперь уже была другая расческа, белая, пластмассовая, с редкими длинными зубьями, совсем не похожая на ту, что все еще торчала у него за ухом. Трогая зубцами расчески Евдокимову бороду, Жан покачал головой.
— Какая ужасающая запущенность! Дядюшка, Евдоким Максимович, вы же начисто изгадили свою бороду! Ведь волосы так спутались и так сбились, что в них не входят зубцы моей самой острозубой расчески. — Помолчал, с улыбкой глядя в зеркало на мрачное лицо Евдокима. — Может, мы ее долой, сбреем — и все?
— Да ты что? — удивился Евдоким. — Как же без бороды?
— Тогда изволь, дядюшка, я подберу специально для тебя модель, по конфигурации твоей головы и твоего лица, и в будущем заставлю ухаживать за бородой. Ну как, Евдоким Максимович, согласен?
— Он согласен, — поспешно ответила Варвара. — Жан Никитич, ради бога, делай все, что требуется!
— Хорошо, я сделаю то, что нужно. — Жан вынул из ящика фотографии, разложил их. — Вот примерные модели. Это великий драматург Александр Николаевич Островский. Борода слишком окладиста, а у тебя лицо скуластое, — не подойдет. Это знаменитый скульптор Сергей Тимофеевич Коненков. Отличная русская борода, не борода, а сказка, позавидуешь! Но опять же не для тебя. Как, Варвара Тимофеевна, вы считаете? Вот посмотрите повнимательнее.
— Жан Никитич, ты подбери ему что-нибудь попроще, — сказала Варвара. — Так, чтоб ничего такого, а чтоб все было прилично.
— Это Лев Николаевич Толстой. Хорошая, приметная борода, — продолжал Жан, показывая фотографию графа. — Но и это не то, нет… С Львом Николаевичем у тебя, дядюшка, никакого сходства… А вот это известный ученый Отто Юльевич Шмидт. — И Жан, глядя на фотографию ученого, задумался. — Пожалуй, тут что-то есть, можно взять за основу.
— Жан Никитич, ты отделай его не под ученого, а под дворника, — советовала Варя. — Ему завтра заступать дворником. Барсуков твердо обещал…
— Да помолчи ты, Варюха, — сердито отозвался Евдоким.
— Модели специально для дворника у меня не имеется, — вежливо, как бы извиняясь, ответил Жан. — Но вы не беспокойтесь, я найду как раз тот вариант, какой нужен.
Из соседней комнаты вышла Эльвира, тоже в белом халате, похожая на врача.
— Что-то уж очень долго вы подбираете модель, — сказала она грустно.
— Вот, взгляни, Эльвира! — Жан с доброй улыбкой смотрел на жену. — Если я возьму за основу бороду Отто Юльевича, затем что-то свое прибавлю и что-то убавлю, то может получиться в общем то, что нужно. Как, Эльвира?