Семейная книга
Шрифт:
Я в его глазах — отец безнадежно устаревший, уставший, размазня, старая развалина, тютя-матютя, старпер, отсталый старый зануда. Впрочем, я не один работаю по этой специальности — все родители, которых я знаю, теряют слух. Если так будет продолжаться, мы все пойдем по стопам царя Узии…
А недавно я прочитал, что в Америке появилась новая молодежная мода — подрастающее поколение ходит по улицам с транзисторами размером с раздутый чемодан, транслирующий музыку с мощностью восемьдесят киловатт. Видно, к экзаменам готовятся…
— Они нарочно создают шум, —
— И что же делает ребенок?
— Врубает на полную.
Когда настал момент истины, зубной, сжав зубы, признался, что нашел эффективное средство от неотвратимого процесса утраты слуха, ну, как лечение корня зуба. У него дома есть старая испорченная лампа, которая, если ее включить, тут же приводит к короткому замыканию. Разумеется, от транзисторов на проклятых батарейках это не помогает, но все же можно насладиться несколькими мгновениями тишины в темноте.
Я пока сдался, ибо натура победителя передалась мне от матери. После того как близнецы Фридлендера устроили в ту черную субботу оргию усилителей в саду напротив нашего дома и танцевали под рок-н-ролл до утра, я дошел до такого душевного состояния, что уже начал привыкать к музыке.
Я понимаю, что нет никакого смысла сопротивляться физически или же апеллировать к родителям. Однажды в полночь я вызвал полицию по случаю поп-приступа у прогрессивно шумящей молодежи с соседней улицы. Полицейская машина привезла здоровых полицейских, а увезла глухих. На следующий день я отправился в музыкальный магазин в Яффо и купил себе большую трубу для праздников.
— Дайте мне самую громкую, — попросил я, — чтоб годилась для оповещения…
Я потащил тяжелый духовой инструмент домой и приготовился к акции духового возмездия в ближайшую субботу. И вот, когда колонки внизу снова начали реветь роком, минута мести настала! Я подошел к окну, разнес его на куски, вдохнул два куба воздуха и начал концерт африканских слонов во всю силу моих легких. В промежутке между двумя сеансами дутья я с удовлетворением отметил, что это дается мне легко, и вообще — любой средний родитель может преуспеть в этом искусстве без всяких нот, если он достаточно рассержен и способен округлять губы, не испуская слюны.
— Ту-ру-ру!
Извращенные звуки моей трубы сливались с безумствующими колонками внизу. Прогрессивная молодежь в садике вначале смотрела на меня с замешательством, а потом уселась на травке полукругом и стала мне бурно аплодировать после каждого удачного соло. В конце я достиг весьма высокой частоты и повторял этот номер на бис.
На следующий день Амир похлопал меня по плечу — впервые за свои четырнадцать лет:
— Ребята говорят, что мой папа — просто класс!
— Ха-ха, — поставил я сына на место, — твой старик не такой уж старый, а?
И вообще — кому мешает немного шума? Что это, такая уж проблема? Об этом надо книги писать?
Борьба
Вначале на мою дочь Ранану внезапно напал приступ вежливости, и она стала таскать стулья в гостиную, возвращаться и снова таскать, готовясь к семейной трапезе. Затем мой средний сын Амир поинтересовался, не надо ли вымыть автомобиль, а под конец к ним присоединилась и женушка, высказавшая мнение, что мои последние публикации просто замечательны.
— Извините, — ответил я им, — попугая мы не покупаем.
Перед моим внутренним взором давно стали мигать красные предупредительные огни. Точнее, они появились в тот самый день, когда члены моей семьи начали расписывать передо мной всеми цветами радуги замечательные способности большого попугая, только что приобретенного семейством Зелигов на международном рынке. По их рассказам выходило, что умная птица владеет иностранными языками на академическом уровне, заливается веселым смехом, как граф Дракула, да еще к тому же время от времени воспроизводит звонок будильника…
— Все так и есть, — подтвердил лично Зелиг внутреннюю информацию. Черные круги у него под глазами свидетельствовали о хроническом недосыпании. — Хотите его купить?
Я не хотел. Я подумал, что у меня и так уже есть один. То есть я совсем забыл упомянуть, что судьба недавно занесла меня и членов моей разветвленной семьи в зоомагазин старика Мазлеговича, откуда мы вышли с многообещающим ярко-зеленым талантом семейства грей африканс или что-то в этом роде.
— Мне не мешает, если он будет болтать хоть целый день, — предупредил я Мазлеговича, — но звонков в доме мне не нужно.
Продавец дал личную гарантию, что наше приобретение умеет вести себя по-человечески и будет лишь разговаривать.
— Эти, самые умные из них, как раз ненавидят шум, — объяснил продавец. — Мне рассказывал один сержант полиции, у которого был роман с моей тещей, как кто-то позвонил ему в участок и пожаловался, что в комнату зашла большая кошка.
— И ради этого надо звонить в полицию? — не понял сержант.
— Но это попугай говорит…
Продавец залился веселым смехом, затем вдруг посерьезнел и поведал мне основные правила плодотворного сотрудничества:
— У попугая подрезаны крылья, приятный голос, он очень дружелюбный, обожает, когда его чешут, любит клещей, его доверие можно приобрести путем селективного кормления. Если его не сердить, он может качаться на жердочке до ста лет. Вначале надо научить его сидеть на пальце, затем начинать уроки речи и за каждое «доброе утро» давать приз в виде целой фисташки. Источник проблем — клюв. То есть он щиплется, паразит.
— А может, паразитка?
Как выяснилось, уточнить это невозможно. У них нет этой штуки. То есть викторианская птица всеми своими органами. В неволе он не размножается, если размножается вообще. Более того, если поместить к нему в клетку подружку, он замолкает, и больше из него слова не выдавишь. Даже за банан. То есть птица от рождения холостая, пуританская, все ее желания уходят в разговоры, как у политиков.