Семейная кухня (сборник)
Шрифт:
– Ну, я вам устрою, – прошептала она одними губами нам с Фатимкой.
Концерт благополучно закончился, и все пошли в фойе. Алан Альбертович, сняв наконец галстук, галантно предлагал присесть Елене Павловне. Тетя Роза быстро налила мужу коньяк. Почти все взрослое население села сидело за богато накрытым столом и праздновало не пойми что.
– Жаль, что гости не приехали, – сказала Елена Павловна. – Дети так готовились!
– Хорошо, что не приехали, – вздрогнул Алан Альбертович. – Когда еще так посидим спокойно? Надо детям конфеты раздать.
Елена Павловна быстро собрала детей и отдала пакет карамелек. Мы с Фатимкой специально сделали
– Идите сюда, – грозно позвала она.
Мы подошли.
– Вы чего добивались? – спросила бабушка.
– Первое апреля хотели отметить, – признались мы.
– А при чем тут лимонад?
– Это Маша придумала, – тут же сдала меня Фатимка. Я больно наступила ей за это на ногу.
– А тебе зачем лимонад понадобился?
– Не знаю… Оно само как-то написалось. Праздник отметить.
– Хорошо, сейчас отметите.
Бабушка сгребла несколько бутылок ситро, стоящих на столе и налила нам в стаканы.
– Пейте, – велела она.
Мы обрадовались и выпили залпом. Бабушка налила еще. Мы выпили. На четвертом стакане мы обе уже молили о пощаде.
– Бабушка, больше не могу. В туалет очень хочется.
Фатимка рыгала газиками в подтверждение моих слов.
– Пейте, засранки. – Бабушка налила еще по стакану. – Вы у меня первое апреля на всю жизнь запомните, а заодно отучитесь такие шутки шутить.
– Мария, что там девочки? – спросила тетя Роза.
– Ситро просят, – ответила ей бабушка.
– Ну, пусть пьют. Пейте, девочки. – Тетя Роза передала на наш край стола еще несколько бутылок.
– Бабушка, мы больше никогда так не будем делать, – обещали мы с Фатимкой после каждого глотка. – И ситро больше никогда не попросим.
– Все, марш домой, – велела бабушка.
Домой мы не добежали. Сидели под кустом со спущенными штанами. Фатимка все время икала.
– Никогда в жизни больше не буду пить ситро. Ненавижу, – проговорила моя подружка.
– Надо было что-нибудь другое написать, – сказала я.
– Не надо, – ответила Фатимка и громко икнула.
Да, мы с ней больше никогда не пили ситро.
Чужая кухня
Когда я стала подрастать, мама все реже отправляла меня к бабушке. Говорила, что бабушка уже старенькая, сердце больное и ей будет со мной тяжело. На самом деле мама боялась, что моя детская восторженность, мой идеальный детский мир, с тутовником, Фатимкой, пирогами и курицей, в один момент может рухнуть. Я услышу то, что не предназначено для детских ушей, пойму, что не все живут счастливо. Она боялась, что я узнаю, почему тридцатилетние женщины превращаются в старух от тяжелой работы, почему некоторые девушки бросаются в Терек, боясь гнева отцов и братьев. Почему многие сбегают из дома и о них никто никогда не вспоминает, как будто их и не было. Она меня защищала, оберегала. Хотела, чтобы в моей памяти осталось только кизиловое варенье, добрая Варжетхан, любящая и уважаемая в селе бабушка, открытые для меня настежь ворота соседей и всепоглощающая, абсолютная любовь, которой окружили меня там и которую не могла дать мне мама при всем желании. Но я ныла и канючила. Я хотела уехать туда, где всегда тепло и солнечно. Где вкусно и весело. Где можно с утра до позднего вечера бегать по двору в старых сандалиях и смотреть на звездное небо, которое висит низко-низко – руку протянешь и дотронешься.
Мне было уже лет девять, и я, конечно, многое понимала. Но не
Жизнь с мамой в Москве и жизнь с бабушкой в селе никогда не пересекались в моей голове. Здесь было одно, там – совсем другое. И там мне нравилось больше. Каждый день что-нибудь происходило, то, что завораживало, пугало и притягивало.
На нашу улицу переехала семья. Они жили почти напротив и первое время сторонились соседей, хотя мы с Фатимкой подглядывали в щели ворот и по поручению Фатимкиной мамы приносили им пироги и звали их в гости.
Переехавшая в наше село семья была мусульманской. Что это означало, мы не понимали, и это разжигало интерес еще больше. На самом деле причина была в другом. Когда они только приехали, то устроили для всех соседей праздник. Такого мы никогда не видели.
Семья – три сестры, мать и младший сын Руслан – жили без отца, без хозяина, который, как говорили, умер. Руслан вроде бы считался главой, но был самым младшим, а три его сестры оставались старыми девами. Их никто не брал замуж.
Они устроили праздник. Разожгли во дворе костер, поставили на него огромный таз с водой. До этого Руслан сидел во дворе и вбивал в кастрюлю, которая была таких размеров, каких мы с Фатимкой никогда не видели, гвоздь.
– Зачем он кастрюлю дырявит? – спросила я Фатимку.
– Не знаю, – ответила она. – Может, сито хочет сделать?
– Такую красивую кастрюлю испортил!
Потом сестры уложили в дырявую кастрюлю манты и поставили на таз с водой, чтобы они готовились на пару.
На самом деле мы не знали, как называется это блюдо, нам рассказали. Нас с Фатимкой отправили помогать соседям, и мы, открыв рот, смотрели, как сестры и мать Руслана ножами режут мясо – не проворачивают на мясорубке, а режут. Мелко-мелко, пока оно не превратится в фарш. Потом они налепили из теста кружки и положили на них мясо, защипали особым способом сверху и выложили в эту дырявую кастрюлю. Вдруг, когда мы с Фатимкой сидели на лавке, таращились на сестер и на кастрюлю, сестры с матерью ушли в дом, бросив все, а Руслан разложил во дворе маленький коврик и начал кланяться. Он говорил на языке, которого мы не понимали. Он покланялся, а потом как ни в чем не бывало пошел колоть двора. А его сестры и мать вышли из дома и вернулись к приготовлению угощения для соседей.
Нам досталась первая порция диковинных мантов из странной кастрюли. Они были очень вкусные: горячие, обжигающие соком и специями.
– Похоже на пельмени, – сказала я, потому что мама в Москве покупала мне замороженные пельмени в магазине.
– А что такое пельмени? – спросила Фатимка.
– То же самое, только маленькие.
Праздник удался. Женщины оценили манты, хоть и пробовали осторожно. То, что новые соседи не ели свинину, удивления не вызвало – в селе мало кто ел ее. А то, что Руслан не пил самогон, очень не понравилось мужчинам. Впрочем, когда женщины ушли мыть посуду, он пропустил несколько рюмок араки, и мужчины успокоились. В общем, соседи прижились, и все быстро к ним привыкли.