Семейная кухня (сборник)
Шрифт:
Когда Наталья Ивановна и Вадик увидели мою маму на перроне, они захлопали в ладоши. Все остальные подхватили. Народ оглядывался – кого еще могли встречать бурными овациями? Актрису? Певицу?
Кстати, цветную капусту я не ем до сих пор. Даже запах не переношу. И ревень с тех пор не ела.
Кухня народов Крайнего Севера
Между жизнью у бабушки и жизнью в Москве у меня была еще одна жизнь, к счастью, недолгая, – на Севере. Был наш маленький городок, и была Большая земля, от которой мы зависели полностью. Все, включая еду, везли оттуда. И если бы не привезли,
Помню, мы стояли в очереди за яйцами. Брали сразу три десятка – в грязных картонных ячейках, перетянутых веревкой, которые можно было донести только на вытянутых руках. За десять минут, которые занимала дорога от магазина до дома, я примерзала варежками к картону. На пороге мама аккуратно, чтобы не побить яйца, доставала меня из варежек, а потом отдирала варежки от картона. Яйца были счастьем – ими мыли голову, пили сырыми, считая, что это полезнее, и пересчитывали, как сокровище. Однажды наша соседка тетя Наташа испекла безе для детей и пошла по квартирам раздавать их.
– Спасибо, – отвечали мы, осторожно цепляя крошечную безешечку. – А желтки вы куда дели?
После четырех квартир тетя Наташа плакала на кухне, собираясь прямо сейчас уехать на Большую землю. Потому что жить в городе, где даже дети спрашивают, куда делись желтки, считала невозможным.
Напротив жила машинистка Юля – женщина одинокая и неприятная. Ее почему-то не любили все соседки, хотя непонятно за что.
Юля славилась тем, что готовила завтраки, обеды и ужины – для себя любимой. Женщины не понимали, как можно готовить для себя. Не для детей, не для мужа, а только для себя.
Вот тетя Наташа, когда отправляла сына в лагерь, а мужа на вахту, питалась сухарями и в лучшем случае – замороженными пельменями.
А Юля не ленилась, кормила себя горячей пищей.
– Вот, блинов напекла, – говорила она, будто оправдываясь перед соседками.
– И что, есть будешь? – спрашивала тетя Наташа.
– Буду, конечно, – не понимала Юля.
– И не подавишься? – удивлялась тетя Наташа.
Ее можно было понять. В том городке, промерзлом и мрачном, все лучшее – лишний кусок, засохшая шоколадная конфета с белым налетом старости – отдавалось детям или мужчинам, которые работали сутками, неделями или месяцами. Надо было выживать, крутиться, выкармливать. Нормальный женский инстинкт – наплевать на себя. Юля считала, что дети вырастут, как трава, а мужчин может быть много, не этот, так другой, и думать нужно сначала о себе. Возможно, она была права. Во всяком случае, у нее не лезли клочьями волосы, как у тети Наташи, не были отморожены придатки от стояния в очередях, не сыпались зубы, не нападала внезапная слабость от анемии, как у моей мамы и почти всех женщин в том городе.
Масло сливочное – с плесенью, которую нужно было срезать и только после этого класть кусок в морозилку, – «вешали» килограммами. Морозилка пахла тлением. Вымороженным, остановленным, вечным, как мерзлота, тлением.
Однажды тетя Наташа увидела, как моя мама жарит на сливочном масле картошку. Ее чуть удар не хватил. Она опять заплакала.
Чтобы выжить, все дружили. Тетя Наташа отвечала в нашем подъезде за «вкусненькое» – могла испечь торт из ничего. Тетя Алла устраивала вылазки в лес за грибами и ягодами.
На самом деле она работала
Тетя Алла приходила к нам в обед – «пожрать, посрать и поспать», как она говорила. И делала все вышеперечисленное, потому что дома «ей покоя не было».
– Стоя-я-ять! – рявкала она, когда я пыталась скрыться в комнате. – На стол собери, быстренька-а-а! Ножульками шуруй, шуруй, пока я тебе их не вырвала!
Я проворно резала бутерброды и варила кофе из цикория. У тети Аллы была странная привычка – она всегда нюхала еду, прежде чем положить кусок в рот. Ходили слухи, что муж грозился ее отравить, поэтому тетя Алла пыталась определить яд по запаху. При этом пить она могла все, что угодно, и перепивала здоровенных мужиков, которые валились под стол, тогда как тетя Алла открывала очередную бутылку.
Так вот у нее была одна радость, отдушина – ходить в лес за клюквой. Она сшила себе из брезента комбинезон, как у водолаза, а из железного совка соорудила приспособление для сбора ягод, порезав «ковшик» в лапшу. Тетя Алла очень гордилась своим изобретением и ходила по подъезду, всем его показывая.
– Смотри, – объясняла она моей маме, – листья сквозь прутья не пройдут, а ягоды сами скатятся в углубление.
Поговаривали, что мужа она держала на воле только для одного – из клюквы он гнал отличный самогон. «Компотик» – называла напиток тетя Алла и пила его так же легко и часто, как компот, – три раза в день по стакану, не всегда закусывая.
Поскольку родители в выходные отсыпались после вахт и буровых, тетя Алла собирала детей и выводила «на природу». Мы послушно собирали грибы-ягоды и сдавали их тете Алле. По дороге в качестве развлечения пели пионерские песни и учили статьи Уголовного кодекса, которые запоминали с голоса тети Аллы. Она говорила название, а мы хором повторяли. Например, знали назубок, что полагается за разбойное нападение по предварительному сговору, за вымогательство, за дачу ложных показаний. Лучше всех знал УК ее собственный сын, который был любимчиком всей детской комнаты милиции, куда заходил как к себе домой.
Однажды тетя Алла вывезла нас за ягодами не в ближайший лес, а в тайгу. Ягод в том году было много. Мы долго ехали, потом долго шли, обмахиваясь ветками, отгоняя комаров. Наконец дошли до сторожки, где тетю Аллу за накрытым столом ждал лесник, из бывших подопечных. Он странно ходил, держа руки за спиной, слегка наклонившись вперед. Тетя Алла понюхала предложенный им самогон и выпила сразу полстакана, закусила жареными лисичками, выпила остатки и уснула.
– Шуруйте ножульками за ягодами, – велела нам она, засыпая, – ты, – приказала тетя Алла леснику, – пойдешь с ними. Час прогулки. Чтобы не расходились. Ну, сам знаешь, не мне тебя учить.
Лесник, бывший зэк, осклабился беззубым ртом, построил нас в шеренгу и велел заложить руки за спину.
– А корзины как держать? – спросил кто-то из детей.
Бывший зэк надолго задумался, после чего разрешил идти нормально. Мы потопали в тайгу.
Сначала шли ровной шеренгой. При попытке выбиться из строя лесник гаркал и бил палкой по попе. Но поскольку мы должны были вернуться с ягодами, он все-таки вынужден был разбить нас на группы по три человека. Больше чем на сто метров отходить было нельзя.