Семейный пикник
Шрифт:
«Любопытно», — подумал Бэрридж, отвечая на его приветствие, — «Миссис Мортисс считает, что после показаний Гловера на суде дом Карлайлов для него закрыт. Выходит, она заблуждается».
Гловеру Бэрридж сообщил то же, что и Джоан: Патрика лучше пока не тревожить.
— Я хочу побеседовать с его психиатром, — сказал Гловер. — У Патрика порой бывают странные капризы. После смерти Роджера, когда он лежал в клинике у Рэморни, он почему-то категорически отказался от ночной сиделки. Ему было очень плохо, и Рэморни считал необходимым,
— Доктор Рэморни обещал быть здесь завтра утром.
— Тогда я останусь, дождусь его.
Ночью Бэрридж пару раз заглядывал в спальню Патрика — тот дышал ровно и спокойно. Утром Патрик выглядел лучше, чем вчера, по-видимому, эта ночь была первой после смерти Камиллы, когда он нормально спал.
— Извините меня за вчерашнее, мистер Бэрридж, — сказал он, опустив глаза и нервно теребя край одеяла. — Я вел себя ужасно. Мне очень жаль, что так получилось.
— Пустяки, не стоит и вспоминать, — ответил Бэрридж. — Только что звонил мистер Рэморни и сказал, что скоро придет.
— Это вы его вчера вызвали?
— Да. Вы меня немного напугали.
— Чем? — быстро спросил Патрик. — Что я сделал?
Этот вопрос привел Бэрриджа в замешательство. Описывать Патрику, как он вчера набросился на него, было сейчас неуместно и даже жестоко. Что-то из этого Патрик, определенно, помнил, раз извинился, но тогда почему спрашивал?
— Вы не помните? — осторожно спросил Бэрридж.
Патрик потер виски.
— Плохо, не все. Я на вас кричал… Потом не помню. Что еще я делал?
— Ничего существенного, — постарался замять эту тему доктор, но Патрик проявил ко вчерашним событиям острый интерес и вынудил Бэрриджа рассказать, как все было.
Сама формулировка вопросов показывала, что Патрик помнит больше, чем говорит; очевидно, он помнил все, но смутно, как в тумане, и теперь стремился выяснить, насколько воспоминания соответствуют действительности, а когда выяснил, реакция его была резко отрицательной: он повернулся к стене, и Бэрридж успел заметить на его лице отпечаток ужаса и какой-то обреченности. Это поставило Бэрриджа в тупик: он тщетно старался понять, что во вчерашнем эпизоде настолько напугало Патрика.
— Вчера приезжала миссис Мортисс, — сказал Бэрридж, чтобы отвлечь его.
Патрик повернул голову.
— Она что-нибудь оставила для меня?
— Нет. И по правде говоря, если бы она привезла наркотик, я бы вам его все равно не дал. Вы что, погубить себя хотите?
— Какая разница, — вяло пробормотал Патрик.
— Посмотрим, как отнесется к этому доктор Рэморни.
— Вы ему скажете? Он будет ругаться. Пожалуйста, не говорите, — попросил Патрик, краснея.
—
Патрик лег на спину и, глядя в потолок, спросил:
— Зачем она тогда приезжала?
— Интересовалась, не надо ли вам что-нибудь.
Губы Патрика скривились, но он ничего не сказал.
— А еще кто приезжал? — спросил он после паузы. — Я слышал шум машины.
— Мистер Гловер.
Вопреки опасениям Бэрриджа, на Патрика это имя не произвело никакого впечатления — ни плохого, ни хорошего.
— Он уехал? — спросил Патрик через пару минут; его реакции были явно замедленными: очевидно, Рэморни использовал сильные средства.
— Нет, он здесь. Вы хотите его видеть?
— Потом… — Он искоса посмотрел на Бэрриджа. — По-вашему, мне не следовало принимать его после всего, что было?
— Это ваше дело, — дипломатично ответил Бэрридж.
— Фрэнсис не виноват… Луиза наплела ему всякую чушь, а он поверил. На суде он лишь повторил то, что сболтнула Луиза, ему потом было очень неловко. Он приходил сюда, когда Камилла куда-нибудь уезжала. Мог бы и при ней, она не стала бы устраивать сцен, Камилла была…
На слове «была» Патрик оборвал фразу и снова повернулся лицом к стене.
Вскоре приехал Рэморни, Гловер переговорил с ним насчет отъезда, но доктор был против: Патрик сейчас нуждался в медицинской помощи.
Проходя по коридору, Бэрридж услышал доносившийся из какой-то комнаты возмущенный женский голос:
— Что за безобразие! Я же здесь все позавчера прибрала. Такой беспорядок, даже окно распахнуто! А если бы дождь с ветром? Все намочило бы.
Другой голос ответил:
— Ты сама забыла закрыть окно на защелку, вот оно от ветра и открылось.
— Ничего я не забыла! Бумаги все как разбросаны, ты только посмотри.
— Ветром сдуло, я же говорю. Окно-то всю ночь было открыто, а может, и вчера тоже. Ты вчера сюда заходила?
— Нет, зачем? Неприятно как-то. Позавчера убрала, и все. Я и сейчас лишь потому зашла, что услышала, как окно хлопает.
— Вот видишь, за два дня все и сдуло.
— Заладила: сдуло, сдуло! А выдвинутые ящики? Их, по-твоему, тоже выдуло?
Бэрридж открыл дверь и увидел двух горничных. Одна, совсем молоденькая, запирала окно, а другая, постарше, собирала разбросанные по полу бумаги.
— Что вам угодно, сэр?
— Почему здесь такой беспорядок? — строго спросил Бэрридж. — Чья это комната?
Обе горничные смутились, молоденькая густо покраснела.
— Сэр, здесь я убираю, — сказала та, что постарше. — Позавчера я все убрала и больше не заходила. Это комната покойной леди Карлайл.
— Вы забыли запереть окно?
— Мне кажется, я его закрыла.
— Не могло же оно само открыться.
— Конечно, сэр. — Горничная смутилась еще больше.
— Здесь ничего не пропало? — спросил Бэрридж, окидывая взглядом дорогие безделушки.