Семиклассницы
Шрифт:
— Женя ушла к подруге делать уроки, — ответила бабушка.
— Разве она не приготовила уроки дома? — спросила Даша. — Может быть, она просто развлечься пошла?
— Если Женя сказала, что идет делать уроки, она будет делать уроки, а не развлекаться.
Бабушка по-стариковски затрясла головой, в ее черных глазах, немного влажных, словно после слез, Даша увидела укор.
Даша смутилась.
— Простите. Я зашла просто так. Женя хорошая девочка.
У бабушки тряслась голова.
— Спасибо на добром слове. Пройдите в комнаты,
— Меня зовут Дарьей Леонидовной, — сказала Даша.
— Женя будет жалеть, что вы ее не застали. Садитесь. Побеседуйте немного со старухой. Кому нужна бедная старая женщина, у которой была одна радость — сын, а теперь — где эта радость?
Даша прошла за бабушкой в комнату. В комнате было просторно и чисто, по стенам стояли книжные полки. Книги лежали на столе, даже на полу.
— Настоящая библиотека, — сказала Даша.
Бабушка села на стул, сложила на коленях руки и смотрела на Дашу черными, влажными глазами.
— Вы сразу заметили. Вы все понимаете. Если бы вы хоть одним глазком взглянули на моего сына, Жениного отца! Хотите верьте, хотите нет — есть ли такая книга на свете, какую бы он не прочитал! Он собирал книги целую жизнь. Теперь их читает Женя.
— Женя хорошая девочка, — повторила Даша.
— Подите-ка сюда, — позвала бабушка. — Вот поглядите. — Она открыла папку, и Даша увидела, груду писем. — Его письма, — таинственным тоном сообщила бабушка. — Каждую неделю Женя получает письмо. Она читает и думает. Я старая женщина, а девочка думает больше меня.
Даша взяла письмо, лежащее сверху.
— Прочитайте это письмо, — сказала бабушка, — и узнаете, о чем думает девочка. Отец для Жени первый человек. С малых лет она привыкла, верить каждому его слову.
Даша нерешительно смотрела на конверт.
— Читайте, — повторила бабушка. Она села на стул и положила на колени руки.
Даша вынула из конверта сложенный вчетверо листок бумаги.
— «Родная моя дочурка! — прочитала Даша. — В прошлый раз ты рассказывала мне о случае, который произошел у вас в классе. А я прочел это письмо своим ребятам на политбеседе. И ты знаешь, как горячо и страстно обсуждался у нас этот случай. Ты права, дочурка: ты учишься в классе, он твой, и тебя все должно в нем касаться — и плохое и хорошее. Ты за все отвечаешь.
Мои ребята любят вспоминать то, что было до войны. На этот раз вспоминали разные школьные случаи. И знаешь, Женя, я внимательно слушал, и вот какое сделал наблюдение. Как раз те парнишки, которые говорят о школе с блестящими глазами и до сих пор гордятся своей школой и ни за что не хотят признавать, что могут быть школы лучше, чем их, именно они, как правило, особенно смелы в бою.
На них можно вполне положиться. Их верность имеет глубокие корни.
Рассказывай мне все важное что у вас происходит, чернушка.
Не
Скоро мы победим, и через века человечество будет произносить наши имена с благодарностью и гордостью.
Береги, девочка, бабушку. Она прожила длинную и трудную жизнь. До свидания, родная, Папа».
Даша вложила письмо в конверт.
— Вот и Женя, — проговорила бабушка, — она прочтет и задумается и тоже долго молчит.
— Позвольте мне взять несколько писем, — попросила Даша. — Мне это очень нужно.
— Возьмите, — ответила бабушка. — Берегите их. Они — как живой человек.
— Спасибо, — горячо поблагодарила Даша. — Мне они очень нужны. Иногда я не знаю, правильно ли я живу.
— Вы не знаете, а я что — знаю? На двоих хватит, сколько я прожила, а что я знаю, что у меня есть? Сын есть. Целое счастье, а не сын. Вот прошла неделя, а письмо не приходит. За два года первый раз опоздало письмо.
Бабушка сняла с двери цепочку. Она трясла головой и говорила уже не Даше, а себе, неразборчиво бормоча слова, как привыкла разговаривать с собой, оставаясь одна дома.
Даша выбежала на улицу и подставила ветру и снегу разгоряченное лицо. Снег слепил ей глаза, таял на щеках и в одну минуту запорошил воротник. Смеркалось. Торопливо шли люди. Тускло засветились скупые синие огоньки фонарей, в домах опускались на окнах черные шторы.
Неожиданно Даша сказала:
— Какое счастье жить!
Она шла навстречу метели, жмуря глаза и прижимая письма к груди. «Я прочту их, — думала Даша, — и расскажу девочкам. Умненькие мои девочки, мы научимся большой и серьезной жизни. Наш народ за нее воюет».
XI
Тася решила хорошо учиться. Она приняла это решение со всей твердостью, на какую была способна. Но и теперь случалось во время объяснений учителя нечаянно засмотреться в окно или задуматься о посторонних вещах, тогда к концу урока все становилось непонятно, и в перемену Тася принималась тяжело вздыхать. Валя Кесарева, услышав грустные вздохи, считала нужным вмешаться:
— Опять? Так и есть — ничего не поняла. Ну как мы завтра из-за тебя в глаза Захару Петровичу смотреть будем?
А Наташа немедленно заявляла:
— Приходи сегодня в пять.
Тася с облегченным сердцем закрывала учебник. Маня-усердница никогда не засматривалась в окно, не вертелась во время уроков и не оглядывалась на подруг, но ей постоянно казалось, что она упустила что-то, и другие поняли лучше ее. Маня пробила ласковым голоском:
— Девочки, я тоже приду. Девочки, я в себе не очень уверена, когда одна занимаюсь. И почему это, девочки, другие прочтут два раза и все запомнят, а я по десяти раз читаю?