Семиклассницы
Шрифт:
— Мамочка! — крикнула она по дороге. — Ложись скорее на диван и отвернись к стене. Я сейчас наведу порядок.
Мама остановилась у порога и дождалась, когда вернется Наташа. Она увидела на столе исписанный лист и прочитала его, не садясь и не снимая пальто. Потом она разделась, еще раз прочитала лист и легла на диван.
Наташа вошла и виновато заулыбалась.
— Сейчас, сейчас. Я говорю, отвернись к стене. Досчитай до ста и в комнате будет чисто.
— Когда ты приехала, — сказала мама тихим голосом, — ты говорила, что хочешь
— Да, — насторожилась Наташа, присев на корточки с веником в руках. — Но ты сама велела мне учиться.
— Конечно, учиться. Ты слушай. Я сегодня двенадцать часов простояла на ногах. Мы сдавали срочный заказ для фронта. А пришла домой… вон паутина висит почти до самого стола.
— Мамочка! — взмолилась Наташа.
— Нет, ты дослушай. Ты на всю жизнь составляешь план, а на сегодня назавтра не умеешь.
— Прочитала? — с упреком спросила Наташа.
— Не сердись, — оказала мама, — я ведь не знала, что это такое. Лежит лист и лежит.
— Значит, разорвать?
— Не рви. У тебя для жизни хороший план составлен, но ты про сегодня забыла. Ты еще подумай, Наташенька.
Наташа, хмурясь, посидела на корточках и принялась мести пол, а когда кончила подметать, мама уже спала, положив голову на жесткий валик дивана и плотно сжав рот, около которого резко обозначились две усталые морщины.
Наташа постояла над мамой, потом на цыпочках прошла к столу и нагнулась над своим листом.
— Это и есть самое особенное, — оказала она суровым голосом и приписала к своему плану пункт пятый «Для дома. Жалеть маму больше всех на свете, она работает для фронта, моя самая хорошая мамочка! Когда мама приходит с работы, — в доме чисто, топится печка, кипит чай. С сегодняшнего вечера начнем».
Наташа убрала в портфель свой листок и на цыпочках пошла обметать паутину.
XII
У Даши был свободный от уроков день, но она вышла из дому в обычный ранний час. Под ногами поскрипывал утренний чистый снежок. Где-то за домами поднялось солнце, небо заструилось светом. В сквере на зеленых скамейках лежали пушистые снежные перинки. Голубая сорока с пестрым хвостом прыгнула несколько раз по дорожке, вспорхнула у самых ног Даши и закачалась на голой ветке, словно дразнясь.
«На лыжах бы! — подумала Даша. — Уехать бы куда-нибудь подальше, где самое обыкновенное поле и крыши не упираются в небо, и ветер, наверно, метет через дорогу снег…»
Искушение было так велико, что Даша остановилась в раздумье: сесть разве в трамвай да махнуть на лыжную станцию?
Трамвай звякнул и тронулся. Даша не успела вскочить на подножку.
«Не сегодня, — сказала себе Даша, — но в следующий выходной обязательно».
В деревянной будке она предъявила документ, миновала занесенный снегом двор и вошла в госпиталь. Она остановилась у двери, привыкая после яркого утреннего света к полумраку, в
— Другие продежурят ночь и хоть бы что, — сказала девушка, — а мне всегда утром хочется спать. Как бы приучиться не киснуть после дежурства?
Даша не знала, что посоветовать, и сочувственно вздохнула. Девушка сложила халат.
— Если вам нужен главврач, придется подождать.
— Мне нужен политрук.
— Ах, досада! Политрука тоже нет. Вы слишком рано пришли.
Она надела пальто и покосилась на Дашу.
— Будете ждать?
— Буду, — терпеливо ответила Даша, садясь на деревянный диван. — Я не могу придти в другое время.
— Дело важное? — спросила девушка, берясь за дверную ручку.
— Да.
— Ну что же, — покорным тоном сказала девушка, — придется задержаться, если важное. — Она села рядом с Дашей на деревянный диван и откинулась на спинку. — Рассказывайте. Я политруку помогаю по культчасти, — объяснила она.
Даше понравилась черноглазая девушка с быстрой мальчишеской фигурой и темными волосами, подстриженными скобочкой.
«Хорошо именно с ней сначала поговорить, — решила Даша. — Жаль, она устала, бедняжка».
— Я учительница, — сказала Даша.
— Учительница? — переспросила девушка, недоверчиво осматривая Дашу. — Уж слишком вы… — Она запнулась и добавила: — Я думала — пионервожатая.
Даша покраснела.
— Я учительница, — повторила она сдержанно, чувствуя, все же симпатию к этой темноглазой девушке, с прямым и любопытным взглядом. — Из шестьсот седьмой женской школы. Здесь недалеко.
Девушка удивленно и радостно посмотрела на Дашу.
— Слушайте! Из шестьсот седьмой? Так, может быть, вы Дарья Леонидовна?
— Странно. Как вы догадались?
— Догадалась? — вскричала девушка, и Даша уловила какие-то знакомые и милые нотки в ее голосе. — Удивительно, что я вас сразу не узнала. Наталка нам с мамой уши про вас прожужжала. Она вас в точности описала. И волосы и глаза. Мама говорит, вы на них замечательно влияете. А я — Катя Тихонова.
Темноглазая худенькая Катя была совсем не похожа на сестру, но Даша узнала в ее взгляде и тоне Наташину открытость и доверчивость.
— Вот как хорошо получилось! — обрадованно сказала Даша. — Вы, наверно, нам поможете.
— Ну, конечно, помогу. Конечно. Рассказывайте, — торопливо заговорила Катя, испытывая непонятное смущение.
Даша на вид ничем не отличалась от многих Катиных подруг, но она была учительницей, а Катя совсем еще недавно вставала, здороваясь с учительницами.
И даже теперь ей почему-то стало не очень удобно сидеть рядом с Дарьей Леонидовной, и она больше не откидывалась на спинку дивана.