Семиозис
Шрифт:
Я эксперт по трюфелю. Хороший трюфель пахнет как цветки чертополоха, как поджаренный миндаль, как река на закате в теплый вечер, когда у тебя был хороший день и ожидается хорошая ночь. Я взял две больших банки с пирамиды в эркере моего дома – не самый большой и не самый лучший дом в городе, но меня он устраивает. Купол отремонтирован достаточно хорошо, но вот четыре из шести боковых эркеров оказались безнадежны, так что стены были возведены заново, простые и прямые. Тем не менее места хватало для кровати, стула, стола, кое-каких инструментов – конечно же, музыкальных инструментов – и больших запасов трюфелей.
Держа банки в руках и повесив гитару на спину под курткой, я направился в Дом Собраний – самое большое здание
И я получал удовольствие от прогулки – или старался получать. Ночью в дождь у города есть свое очарование. Стеклянные крыши домов светились от зажженных внутри ламп и очагов, а свечка в моем фонаре выхватывала круг дождевых капель и намеками показывала сады и бамбук вокруг домов. Листва зимой была скудной и сверкала под дождем – это была скорее тень города, чем плотная реальность города в солнечный день. Но вот если прислушаться, то услышать можно больше, чем увидеть. Плеск дождевых капель показывал то, что скрывалось в тени: изгибы стен, путаницу листвы, поверхность тротуара. Нужен чуткий слух, чтобы оценить красоту холодной влажной ночи. К тому моменту, как я дошел, я уже решил, что у меня не тот слух, чтобы реально и от души ценить ночную прогулку под ледяным дождем.
Когда я вошел, Карилла, нацепившая столько бамбуковых украшений, что хватило бы на хороший костер, поцеловала меня в щеку. Мне знакомы были эти полные мягкие губы, теплые губы, но она поцеловала меня целомудренно, словно никогда не стонала в моей постели от экстаза. Она сияла от беременности – моя работа. Ее муж, Орсон, заговорил со мной о повседневных делах – уходе за фиппокотами. Палома, пухленькая и аппетитная, поцеловала меня столь же целомудренно, держа на руках маленькую Сьерру. Моя малышка Сьерра, с улыбкой точь-в-точь как у меня. Сьерра тоже меня поцеловала и велела своей кукле меня поцеловать – эту куклу я вырезал ей из фарфорового дерева, с подвижными суставами и инкрустированными агатом глазами. Другие женщины тоже целовали меня в щеку и справлялись об Индире и младенце, но только мои родители спросили, как дела у моего новорожденного. Ни у кого не было столько внуков, сколько у них, но наедине – это одно, а на людях – совсем другое.
Портить праздник обидами? Это не по мне. Все мои дети были здесь. У Джефферсона и Лейфа только что выпал передний зуб. У Лейфа мои карие глаза, но у меня они ведь не бывают такими печальными, правда? Татьяна выучила еще несколько столбцов из таблицы умножения. Ей всего шесть, но она ко всему относится очень серьезно и для своего возраста она высокая – и то и другое от меня она унаследовать не могла. Я дал Хатор львиной шерсти, а она ее спряла и связала шапку, и ее брат-близнец, Форрест, тоже попросил шерсти. Орион пожелал узнать, правду ли сказала Тиффани, будто фиппокоты понимают все, что мы говорим, потому что у Тиффани фиппокот топает лапой правильное количество раз, когда называешь какое-то число, если оно не слишком большое. Я сказал, что коты сообразительнее, чем мы раньше думали.
Бьорна – неизменно спокойного ребенка – заворожила масса еды, выставляющейся на столы, а я стоял рядом с ним, не менее завороженный: долгие роды Индиры дали кухонной команде достаточно времени на подготовку. Сладкая выпечка, два сорта хлеба, колбаса, копченая рыба, три сорта сушеных плодов, маринованный лук, тушеные птицы, салаты, яйца, олений краб и ямс! Богатый стол для зимнего времени – и столько еды, что нам все не съесть. Но мы постараемся, после того как отберем лучшие кусочки, чтобы отправить Индире. Я отставил трюфель ждать прихода Бека. Я надеялся, что
Он пришел, когда дети уже начали уставать. Они ели, и пели, и плясали, пока даже фиппокоты, эти зеленые пушистые любители веселья, не ускакали к себе в норы, с обвисшими хвостами-завитушками. Я поучаствовал во всем. Никто не знает так много плясовых детских песенок, как дядя Хигг. Я придумал для малышей новую песенку про Свет и луны, и даже взрослые ее подхватили.
Галилей, вот странная луна: Днем и ночью она видна. Быстро садится, на западе встает, Время не покажет, но яркий свет дает.Когда пришел Бек, дети взбодрились.
– Имя, имя! – скандировали они: ритуал праздника новорожденных.
– Снежка! – сказал он.
(«Снежка! – подумал я. – Что за имя!» Но я продолжал улыбаться. Дядя Хигг должен служить примером.)
Дети постарались спеть и сплясать для Снежки, но им уже хотелось спать. Я постепенно замедлил песню до колыбельной, и они последовали моей подсказке: порхнули на землю, как снежинки, и замерли…
Вскоре после этого я открыл банку и разлил содержимое для тостов: настоявшееся до красновато-коричневого, ароматное. Трюфель для желающих и фруктовый пунш и чай для тех, кто склонен отклонить или соединить, как говорится. Пора отпраздновать рождение! Мое пятнадцатое, и двенадцать из них выжили. Казалось бы, мне пора привыкнуть, но любое рождение – не только у меня, но и у львов, котов, летучих мышей и ящериц за миллиарды лет во всей галактике и Вселенной, – все рождения невозможно должным образом отпраздновать. Однако трюфель – неплохое начало.
Сильвия подняла чашку.
– Все дети особенные, но Снежка – это этап. Сегодня мирян стало сто. Это чудесное число, и не только потому, что оно красивое и круглое. Оно чудесное, потому что цифра увеличивается. Снежка желанная, как и все малыши перед ней и все малыши после нее и как все здесь. Сегодня нас сто! За Снежку!
Очень скоро, после двух больших чашек неразбавленного трюфеля, я спросил у Бека:
– Почему Снежка?
Я боялся услышать что-то глупое: он ведь уже назвал двоих детей Луной и Ветром. Не понимаю, почему Индира позволяет ему выбирать имена.
– Ты не одобряешь.
– Оно… перекликается с природой, полагаю.
– Сейчас в горах идет снег, так что я подумал: Снежка. Тебе противно.
– Снежка?
– Снежка. Моя дочь. Я дал ей имя.
– Мне просто интересно.
– Дать ей имя – моя обязанность.
– Ты мало что сделал во время родов. Наверное, приходится пользоваться оставшимися возможностями.
– Ты же знаешь, что мне больно видеть, что терпит Индира.
– Ей приходится много вытерпеть. Вот почему ей нужна помощь.
– Есть то, чего я делать не могу.
– Есть то, чего ты не делаешь.
– И тут-то появляешься ты.
– Я не об этом.
– Но это правда. Ты сделал ей ребенка. Я даю имя.
– И ты явно потратил на это немало усилий.
– Это ее имя: Снежка. Моя жена, мои дети. Твое дело сделано.
Я ненадолго задумался. Он был прав, хотя я предпочел бы нормальное имя вроде Анны или Розмари. И нормальные имена для Луны и Ветра. По правде говоря, я много чего предпочел бы, а он стоял тут передо мной – и ни черта не сделал, а вот вся награда досталась ему. Он дал малышке идиотское имя, которое мне не понравится, просто чтобы его права были очевидны – точно так, как Копальщик бросал в меня грязью.