Семирамида. Золотая чаша
Шрифт:
Старший среди ассирийцев ударил купца ногой и, медленно развернув коня, заслоняя клонившееся к горизонту солнце, поехал мимо скудных костров. Чем ближе подъезжал всадник, чем тише становилось вокруг, тем страшнее делалось Сарсехиму от догадки, что перед ним Партатуи–Буря.
Это был он, скиф, нарядившийся ассирийским бандитом, променявший службу своему хлипкому царю на воинскую карьеру в рядах самой разнузданной солдатни, которую, впрочем, иногда называли «священным воинством Ашшура».
Первой
Безнадежная попытка!
В нем проснулся второй, подспудно терзавший его разум, на этот раз проснулся окончательно. Его призыв был голосист – гляди прямо. Если Буря решит свести с ним счеты, пусть сводит.
Их взгляды встретились.
Партатуи то ли злобно, то ли ехидно – Сарсехим не разобрал – усмехнулся. Совсем как незабвенный Бен–Хадад, чья бессмысленная и отвратительная смерть и не такого дикого варвара, каким был Буря, заставила бы задуматься о смысле жизни.
По лицу скифа расползалась цедящая ужас гримаса. Он жестом подозвал к себе купца, ткнул нагайкой в сторону Сарсехима и спросил.
— Кто это?
Купец торопливо ответил.
— Человек.
Буря удивленно глянул на купца.
Тот поежился и добавил.
— Раб.
— Неужели? – изумился скиф.
Евнух вздрогнул – сейчас с ним расправятся. Успокоил проснувшийся разум. Евнух встал, смело глянул на Бурю, улыбнулся.
Буря между тем продолжал допытываться у купца.
— Где вы его нашли?
— В пустыне. Погибал. Мы спасли ему жизнь. Дали воды.
Буря доброжелательно посоветовал купцу.
— Ты лучше бы сразу убил его и закопал в песок. Теперь за твою голову никто и медного сикля не даст.
— Почему? – растерялся купец.
— Он, – спросил Буря, указывая на Сарсехима, – говорил, что вавилонский посол?
— Он говорил, – закивал купец. – Они все говорят, что принадлежат к царскому роду или, по меньшей мере, к храмовым рабам. Почему я должен ему верить?
Буря пожал плечами.
— Кто говорит о вере. Если бы каждый искренне полагался на богов, следовал их наставлениям, мы не знали бы ни горя, ни страданий. Этот человек на самом деле посол великого Вавилона, но это, купец, четверть беды. Он доверенное лицо Салманасара, и это еще четверть беды. Вторая половинка твоей беды в том, что я увидал его с ошейником и в бедственном положении. Теперь на собственной утробе отведаешь, что значит сидеть на колу.
Купец неожиданно рухнул на колени, затем, словно ящерица, шустро перебирая ногами, подполз к всаднику, схватил его ногу и покрыл ее страстными поцелуями. Потом завопил так, что стали сбегаться люди.
—
Каким образом хозяин каравана подал знак, евнух не заметил, но к нему тотчас бросились полуголые люди. Одним неуловимым движением – и без всякой боли! – сняли с него металлический ошейник, поставили на ноги, бросились перед ним на колени.
— Как? – поинтересовался Буря. – Ты предлагаешь мне промолчать, когда в ставке великий царь спросит меня, где Сарсехим? Ты в своем уме, купец?
— Пощади его, Буря? – попросил Сарсехим. – Он не ведает, что творит.
— Да–да, господин – затараторил купец, – я не ведаю, что творю.
Буря с нескрываемым изумлением глянул на евнуха.
— Ты просишь простить негодяя, надевшего на тебя рабский ошейник? Что с тобой случилось, Сарсехим? Ты, часом, не тронулся?
— Нет, – ответил евнух.
— Хочешь, – предложил Буря, – я возьму тебя с собой? Скажу по секрету, мы двинулись на Хазаила. Теперь этому дерьму крышка, – добавил он и вдруг захохотал. – Больше вонять не будет.
Сопровождавшие Бурю ассирийские всадники громко заржали, а Набай – евнух сразу узнал его – по привычке свалился с коня.
Это было только начало представления. Надо было слышать, как тонковато и заливисто подхватил купец, с каким страстной и несминаемой радостью веселились его люди. Двое даже пошли колесом, другие запрыгали на корточках.
— Прости их, – попросил евнух – Они больше не будут. Во мне родился голос. Он подсказывает, чтобы я отправился с караваном в Калах, оттуда вернусь домой. Хватит, нагулялся. Если началась война, я больше не нужен.
— И тебе нечего сказать Салманасару? – вскинул брови Партатуи.
— Мне нечего сказать Салманасару, – в тон ему ответил Сарсехим.
— Я могу передать ему твои слова?
— Можешь, парень
Буря пожал плечами
— Как знаешь.
Внезапно молодая женщина бросилась к всаднику.
— Господин, господин! Я – дочь знатного человека. Возьми меня с собой.
Буря задумался. Наступила тишина. Нарушил ее купец. Со страдальческим выражением на лице он заявил.
— Я честно купил ее на рынке в Каркемише. У меня есть свидетели. Она моя, воин.
Буря кивнул.
— Ты его, женщина. У нас разные дороги.
Женщина зарыдала. Никто и не собирался утешить ее.
Купец подскочил к Сарсехиму.
— Не угодно господину проследовать в мой шатер.
— Угодно, – кивнул евнух.
— Прощай, приятель! – крикнул скиф.
— Удачи тебе, Буря, – ответил евнух.
Уже в шатре купец, заметно успокоившийся, предложил.
— Господину угодно женщину? Может ту, молоденькую?..
— Я не питаюсь женщинами, – ответил досыта утоливший жажду гость.