Семирамида. Золотая чаша
Шрифт:
После окончания совета Салманасар имел тайную встречу с сыном. Предупредил, что дает ему последний шанс осознать мерзость своего своеволия и благость беспрекословного повиновения.
— Ты остаешься в Ассирии моим наместником. Докажи на деле, что умеешь править по собственной воле, а не исполнять желания восхваляющих тебя буянов. Если дело дойдет до штурма финикийских городов, а также наказания Израиля и Иудеи, ты должен обеспечить бесперебойный подвоз продовольствия и других припасов. Но главное, сохранить добрые отношения с северными и восточными горцами, держать под наблюдением Вавилон…
—
— Это вовсе не хозяйственные дела, – посуровел Салманасар. – Это дела власти. Разумно оприходовать добычу – это наиглавнейшее дело. Царское! Пусть мечом машут другие. Твое дело указывать им, где и как можно поживиться.
— Кто же в таком случае получит пост рабшака? Шамши–Адад?
— Мне понятно твоя ревность, но тебе должно быть известно, что от долгого думания у твоего дяди слабеют колени. Ему не потянуть такой воз. Разведкой займется Нинурта–тукульти–Ашшур. Он тебе не соперник. Пусть он проверит себя в таком сложном деле, как добывание нужных сведений. Мне бы хотелось, чтобы ты подружился с ним.
— Это твое условие, отец?
— Ты как всегда догадлив. У него под началом свыше десяти тысяч конницы, он признанный храбрец.
Старик сделал паузу.
Ее нарушил Шурдан.
— В его владении земное воплощение Иштар.
Старик кивнул.
— Ты правильно понял меня, поэтому дружба с Нинуртой – это надежный рычаг против твоих горлопанов из городских общин, которые не видят далее собственного носа. Докажи, что ты управляешь ими, а не они тобой.
— Я сделаю, все, что прикажешь, отец.
Глава 2
Во сне она летала.
Сверху разглядела обширную, обнесенную крепостной оградой, храмовую территорию, куда вели несоразмерно громадные пропилеи. Колонны были выточены из белого, полупрозрачного алебастра. За пропилеями – прямоугольный пруд со священными рыбами, в воде отражались граненные обелиски, персты кипарисов и веники пальм. За прудом начинался выложенная каменными плитами лестница с очень широкими ступенями, ведущая в святилище. У самой лестницы каменное, в несколько человеческих ростов, изваяние девы с рыбьим хвостом. С высоты птичьего полета было видно, что хвост пошевеливается.
Это смутило.
Она встрепенулась, резко взяла в сторону, напугав сестер–голубок, в чьей стае она парила в воздухе.
Следом – из небытия – касание плеча, потом легкое подергивание за волосы.
Шами открыла глаза – такую дерзость могла позволить себе только дочка. На лице у Наны–силим недоумение.
— Что случилось, родная? – нарочито спокойно спросила Шами.
— Меня послали разбудить тебя, – испуганно пролепетала маленькая девочка.
— Кто послал?
— Габрия.
Шаммурамат тут же, повысив голос, позвала.
— Габрия?!
Служанка вбежала в комнату, приблизилась, резво поклонилась.
— Что-то важное, Габрия? –
Служанка – рослая, широкоплечая девица из плененных скифянок, – сообщила.
— Прибыл гонец.
— Ну?..
— Господин… – служанка внезапно зарыдала.
Шами тоненько вскрикнула.
— Договаривай!!
Ответила дочка.
— Дедушка ушел к судьбе.
— А раб–мунгу?* (сноска: высокий воинский чин в Ассирии и Вавилонии)
— Ваш супруг здоров, – доложила служанка.
Шами некоторое время обмякшей куклой сидела на постели. Нана–силим влезла к ней, заглянула в глаза.
— Дедушка ушел погулять?
— Что? – не сразу догадалась женщина.
Ей еще надо было справиться с мыслью, что муж цел и невредим.
— Дедушка ушел к судьбе погулять?
— Нет, родная, дедушка ушел в страну мертвых. Там он будет сидеть на корточках.
— Долго будет сидеть?
— Долго.
— Что же он будет есть?
— Прах и глину.
— И он не вернется?
— Нет, родная. Теперь мы будем жить без дедушки.
— Это скучно.
— Это страшно, милая.
Затем она обратилась к Габрии.
— Как все случилось?
— Гонец рассказал, что плот, на котором старший господин переправлялся через Евфрат, развалился и тот оказался в воде. У него началась горячка, и к вечеру следующего дня туртан ушел к судьбе. Гонец предупредил, что его тело везут в Ашшур. На похоронах будут присутствовать младший господин и брат царя. Сам великий царь продолжит путь вместе с армией.
— Все, родная, – Шами подхватила дочку под мышки и поставила на пол. – Хватит залеживаться. Пора браться за дела.
— Я буду тебе помогать.
— Конечно, родная. Ты моя самая лучшая помощница.
Отодвинув горе пусть недостойной, но вернувшей оплот мыслью, что Нинурта жив, Шами к середине дня ощутила на сердце внезапно нахлынувший холодок.
Прозрение ошеломило ее.
Прежнее милое время кончилось. Происки демонов Сибити* (сноска: Семерка злых демонов, насылающих на людей болезни и несчастья; спутники бога Эрры), до сей поры разбивавшиеся об удивительную проницательность и неожиданную для такого важного вояки, каким был Иблу, терпимость, теперь вырвались на волю. Теперь полагаться можно только на себя. Даже не на Нинурту, пусть и нашедшего в супружестве необходимую для мужчины уверенность в себе и умение сдерживать порывы страстей, а только на себя. Нинурта всем хорош, но по существу он был ведомым.
Не с кем было посоветоваться – Ишпакай хворает, неизвестно, поднимется ли с постели. Ардис далече, в Вавилоне. На ум пришел Сарсехим, но менее всего в эту минуту ей хотелось делиться своими заботами с противным скопцом. Хотя – и это было наперерез неприятию евнуха – он был один из немногих, кто мог бы дать совет. У Шаммурамат неожиданно слезы выступили на глазах. Со смертью Иблу она лишилась такого желанного для женщины преимущества, как с легкостью отдаваться чувствам.
Теперь ей было что терять, и полезный, своевременный совет следует выслушивать с кротостью и благодарностью, а по нраву ей советчик или она его терпеть не может, дело десятое. Если это и есть взрослая жизнь, или, скажем так, пора возмужания, значит, она вступила в эту пору.