Семисвечник царя Соломона
Шрифт:
А на четвертый день собрал оставшихся людей и выкопал то золото, которое прятал в тайном месте.
И пошел он со своими людьми на берег моря.
Там он купил у финикийцев-мореплавателей большие корабли, нагрузил их золотом из своего тайника, и всякими припасами, и свежей водой, и посадил на те корабли своих людей, и поплыли они в дальние страны.
Плавание их было долгим, но благополучным, и приплыли
И велел Алгарь своим людям сойти с кораблей.
И сам он сошел на берег, и обвел взглядом землю, и сказал своим людям:
– Вот наша новая страна! Здесь мы будем жить и передадим землю эту своим детям и детям своих детей!
И, сказав это, Алгарь упал, и обнял землю, и умер, ибо не выдержала его душа горечи разлуки с землей Савской.
А люди его оплакали своего царя, и по слову его поселились в той благодатной земле, и распахали нивы, и разбили сады и виноградники, и построили город.
И в честь и память своего мудрого царя назвали они свою новую страну Алгарве.
Василий Макарович Куликов был очень озабочен. Им поручили заказ, а получается, что они его не выполнили. Василиса потеряла объект в Никольском переулке, и что теперь докладывать заказчику?
Поэтому Василий Макарович с утра пораньше поехал, чтобы самолично прояснить обстановку.
Прежде всего он постарался оживить в памяти то, что рассказала ему Василиса.
Вот он, Никольский переулок… и вот та самая подворотня, куда она вошла. Другой подходящей здесь просто нет.
Железные ворота закрыты, сбоку от них – калитка с обычным кодовым замком…
Василиса открыла этот замок, посветив на него сбоку – Василий Макарович сам научил ее этому нехитрому приему.
И сейчас он сделал так же – включил голубоватую подсветку телефона, направил на клавиатуру замка. Четыре кнопки светились ярче других – и он нажал на них.
Замок открылся.
Куликов вошел в темную подворотню, прошел ее насквозь и оказался во дворе.
Двор был точно такой, какой описывала Василиса – чахлая трава пробивалась сквозь трещины в асфальте, по сторонам двора имелись два подъезда, в стороне от них стояли ржавые мусорные баки. На одном из них дремал черный кот с разорванным ухом.
Надо же, даже кот, про которого говорила Василиса, на месте!
Правда, кот при виде Василия Макаровича даже драным своим ухом не повел!
Но Куликову это и не было нужно.
Василиса говорила, что спустилась по подвальной лестнице, – и Василий Макарович направился туда же.
Дверь подвала он открыл без труда, прошел внутрь – и оказался в длинном коридоре, освещенном люминесцентными лампами, которые уныло, монотонно гудели. Одна из них то и дело мигала, видимо, собиралась
Вдоль стен, выкрашенных унылой блекло-зеленой краской, стояли стулья для посетителей…
Василий Макарович подумал, что перенесся в прошлое.
Тогда ему много времени приходилось проводить в таких коридорах, дожидаясь, когда придет его очередь.
В районной поликлинике и в паспортном столе, в жилконторе или в собесе – везде были такие же коридоры, такие же гудящие светильники и такой же выцветший линолеум на полу…
И такие же стулья вдоль стен, и такие же унылые, безнадежные, пустые лица…
Василий Макарович вспомнил, что на стульях сидят не люди, а восковые куклы, как и рассказывала Василиса…
А как натурально сделаны!
Взять вот эту тетку в мелких рыжеватых кудряшках – ну совсем как живая!
Василий Макарович не удержался и ткнул тетку пальцем в щеку – убедиться, что это воск…
– Ты что, сдурел?! – взвизгнула тетка, подскочив на стуле, и ударила Василия Макаровича по руке. – Совсем оборзел! Ни стыда ни совести! А вроде немолодой уже человек…
– Извините… – растерянно пролепетал Василий Макарович, попятившись. – Я не хотел… то есть я хотел только спросить… я хотел спросить, кто последний…
– А если спросить хотел, так нечего руки распускать! А то, видишь ли, трогать меня вздумал… я тебе кто – жена или другая родственница? И спрашивать последнего незачем, здесь тебе не живая очередь, здесь только по предварительной записи! Которые предварительно не записанные, тех не принимают!
Остальные посетители неведомого учреждения тоже зашевелились, они смотрели на Василия Макаровича и недовольно переговаривались, явно осуждая его…
Надо же, а Василиса говорила, что это восковые куклы! Не могла же она так ошибиться!
И вот что теперь докладывать заказчику?
В воскресенье я спала долго, и разбудил меня восхитительный запах пирогов. Не открывая глаз, я сладко потянулась, почувствовав себя как в детстве, когда ночевала у бабы Шуры.
Тогда она обязательно по утрам пекла пирожки с картошкой, мои любимые. И будила она меня, только когда блюдо с пирожками стояло на столе и чай был заварен, душистый и крепкий, темно-красный, как я любила. Только тогда баба Шура легонько щекотала меня за ухом, как котенка, и говорила всегда одно и то же: «Федька, вставай, всех женихов проспишь!»
Да, хорошее было время…
Тут кто-то легонько дернул меня за ухо, и знакомый с детства голос произнес:
– Федька, вставай, всех женихов проспишь!
Я открыла глаза, и тут же сам собой открылся рот. Потому что перед кроватью стояла баба Шура, в мамином переднике, и волосы повязаны косынкой.
Это она всегда твердила мне: на кухню простоволосая вообще не входи. Даже если волосы короткие, все равно косынку повяжи. Не дай бог, волос в пищу попадет, со стыда сгоришь…
– Баба Шура, ты чего? – Я с трудом подобрала отваливающуюся челюсть.