Семизвездное небо
Шрифт:
Председатель колхоза Аждар-киши, одной рукой поглаживая свой широкий пояс, вышел из-за стола навстречу Айхану. Приветливо поздоровавшись, он указал ему на стул.
– Садитесь. Сейчас я провожу этих товарищей, и мы с вами поговорим.
Айхан сел. По ласковому обращению, сердечным словам ему все стало ясно. Значит, Шахназ рассказала о нем председателю, наверно, просила помочь искалеченному инвалиду войны, несчастному человеку, лишенному родного крова. "Нет, так нельзя, так, не пойдет!
– подумал он, стараясь взять себя в руки.
– Что со мной происходит? Почему я сам себя обманываю, зачем
С этими мыслями он рассматривал книги, газеты, журналы на длинном председательском столе, не обращая внимания на входящих и выходящих людей. Наконец их стало поменьше, шум в комнате затих. И вдруг:
– Аждар-гага, как вы мудры...
Услыхав это, волосы на его голове встали дыбом. Он тотчас узнал этот извивающийся, съеживающийся, меняющий тональность такой знакомый голос. Он с трудом заставил себя посмотреть в сторону, откуда этот голос доносился. Да, это был он, тот самый Насиб, Толстяк Насиб.
– Что опять случилось, Насиб?
– Председатель встал и направился к сейфу.
– Давай сюда бумаги.
– Затем, он не читая, подписал их все сразу и приложил печать.
– На, возьми, можешь идти., и можешь не сомневаться, что я действительно мудр, раз умудряюсь с тобой работать.
– Нет, Аждар-гага, разрешите сделать небольшую поправку к вашим словам, - ощерился Толстяк Насиб.
– Разве так велика трудность, сработаться со мной? А вот столкнуться с таким чудовищем, как Рамзи Ильясоглу, как вы это сделали в тот день в заповеднике Гаяалты, действительно не просто.
Рамзи Ильясоглу! Подумать только! Значит, Рамзи жив - здоров! И странно, что от этого, то есть оттого, что он жив - здоров, ему, то есть Айхану, уже ни жарко ни холодно. Да, это так, потому что ответ на самый важный и единственный связанный с Рамзи вопрос он получил вчера, услыхав от маленького Эльдара слово "Бахышов". В его жизни до этого мгновения Рамзи существовал лишь как спутник звезды Шахназ. А раз Шахназ была женой другого человека - Бахышова, значит, и спутник Рамзи давно сгорел. Так почему же все-таки он волнуется? Почему ему так захотелось увидеть Рамзи-муэллима и поговорить с ним?
Пока Насиб держал речь, Айхан пытался понять, как к ней отнесется председатель, и одновременно наблюдал за напрягшимися шейными мышцами Толстяка Насиба. Хоть шея у него действительно походила на лень большого вяза, на этом бесформенном туловище она колыхалась как волосок. С самого детства ничего не выражавшие маленькие глазки его утопали в складках мясистого лица. Когда он, скрестив руки на выступающем вперед животе, смеялся, эти глазки совсем исчезали, и на его застывшем как камень лице вместо улыбки появлялось оскорбленное выражение. "Странно, - подумал он, оказывается, и о лице надо заботиться, когда человек, забыв об этом, заботится только о животе, вот что получается..."
Насиб медленно поднялся со стула и только после этого, обернувшись, бросил мимолетный взгляд на Айхана. И вдруг сделался таким надменным, будто, взглянув на этого странного человека, совершил большую ошибку. Как бы
Теперь наступил черед Айхана. Надо было что-то сказать председателю. Услышав стук собственного сердца, он совсем растерялся. "Что с тобой, старик? Разве ты не сказал только что самому себе, что у тебя нет никакой просьбы к этому приветливому человеку?.."
– Теперь я вас слушаю, Айхан-гардаш, - сказал председатель, поднимаясь с места и садясь напротив Айхана.
Он налил из красно-желтого большого термоса два стакана чая, один пододвинул гостю, другой поставил перед собой. Потом, не дожидаясь, пока гость заговорит, сказал:
– Я тоже, как и вы, приехал сюда из другого места. Всего три года здесь работаю, а кажется мне, что родился здесь. Поверьте мне, это действительно так. Пройдет всего, один-два месяца, и вы сами увидите, что за край этот Чеменли. О воде, воздухе, о красоте вокруг я уже не говорю, - это само собой разумеется, но и это тоже немаловажно. Особенно для такого человека, как вы, оставившего на фронте полжизни, Чеменли незаменимо. Шахназ-муэллима мне сказала, что нужно... Дело в том...
– А что сказала вам Шахназ-муэллима?
– наконец проговорил Айхан.
– Сказала, что вы не раз были ранены, что здоровье у вас подорвано и так далее. Думаю, прежде всего, надо подумать о жилье. У меня такое предложение, если вы согласны...
– Предложение?
– Давайте-ка прямо с завтрашнего дня поселяйтесь в бывшем доме Эльдара Абасова. Это подходяще со всех точек зрения. Знаете почему? Прежде всего потому, что вы тоже, как Эльдар, были фронтовиком, значит, единомышленником. И его душа будет радоваться, что в доме его горит свет, а зажигает этот свет такой же, как и он, фронтовик. А потом...
– Да разве это возможно, председатель?..
– Айхан задохнулся от боли и не понимал уже, что и зачем говорит.
– Разве у Эльдара Абасова нет ни одного родного человека, который бы...
– Айхан-гардаш, ровно два года я об этом думаю.
– Председатель встал и заходил по комнате.
– Почему нету, разве все седо - не родня Эльдару, не любящие его люди? И именно поэтому никто не соглашается жить в его доме. Говорят... Кто знает, может, от Эльдара или Гюльназ какой-нибудь след остался? Гюльназ его сестра, она тоже погибла в Ленинграде, в блокаду. Все это, конечно, пустые надежды. Сколько лет уже прошло после войны! В общем, я хочу сказать, что никто не будет возражать, если ты поселишься в этом доме.
Айхан больше его не слушал. Неожиданное предложение председателя потрясло его. Действительно, если не он, то кто разожжет огонь в отцовском доме? Кто подтвердит, что от Гюльназ ничего не осталось на этом свете? Ведь они, Искендер и Гюльназ, долгое время жили вместе. Он знал на память письма, полученные от Гюльназ. "Мой единственный, мой несравненный брат! Я знаю, что на свете нет, кроме тебя, человека, который бы так понимал меня, знал чистоту моего "греха". Напиши папе, маме, объясни им, что они сами вынудили меня поступить таким образом, ведь я их дочь. Пусть и теперь знают, что я по-прежнему их дочь и ни одним своим поступком не опозорю, не посрамлю их. Пусть знают, что мы счастливы. Это говорит мне мое сердце, это говорит Искендер".