Семизвездное небо
Шрифт:
– А что же тут удивительного? Раз я поселяюсь в доме чужого человека, я хочу знать, как он жил. Мне это интересно и даже приятно.
– Как хорошо вы говорите, Айхан-гардаш!
– По правде говоря, я ничего такого не сказал, вы...
– Почему же? То, что вы пришли к такому выводу, само по себе благородно, - прервала его Шахназ с милой улыбкой.
– Да что вы, Шахназ-ханум, ни о каком благородстве здесь нет и речи.
– Ясно... Вы непохожи на человека, который любит, чтобы его хвалили. Извините меня. Значит, вы хотите знать, как выглядел этот дом прежде? Что ж, я помогу вам. И
– В ее глазах промелькнула радость воспоминаний, смешанная с печалью.
– Здесь было окно, теперь его заложили, видите? Оно звалось "окно с горшочками". И открывалось в сторону нашего дома, прямо напротив моей комнаты... Когда бы я ни подняла голову, я видела то Эльдара, то Гюльназ. А тут был камин, но его никогда не зажигали. Зимой все собирались в этой комнате - в гостиной. Здесь топилась печь.
– Значит, я занял комнату Гюльназ?
– Не совсем так, ведь Эльдар тоже жил в этой комнате. Брат и сестра спали в одной комнате, вместе вставали, вместе занимались. А здесь, в гостиной, ночевали только гости. Видите то окно, что забито досками? Там всегда горела лампа по ночам.
– О, да вы действительно все помните в подробностях, - вежливо проговорил Айхан.
– Видно, вы хорошо знали и сестру, и родителей Эльдара?
– Я знала их, может быть, лучше, чем себя. Особенно Гюльназ. Она была мне не просто соседкой - она была самой близкой моей подругой.
– Я вас не понял, - осторожно произнес Айхан после напряженного молчания.
– Вы же сказали, что она во время войны в Ленинграде...
– Да, это так, она погибла в Ленинграде, но...
– Что-то вспомнив, Шахназ готовилась уйти.
– Извините меня, я на минутку, сейчас вернусь.
Она спустилась к себе и вскоре вернулась. В руках у нее была шкатулка.
– Айхан-гардаш, я вам сказала недавно, что вы благородный человек, поэтому я могу вам доверить все.
– Она открыла шкатулку и поставила ее перед Айханом.
– Это дневники, письма Гюльназ. Она писала из Ленинграда. Пусть побудут у вас, почитайте. В этих письмах вы...
Чувствуя, что задыхается, Айхан произнес:
– Но читать чужие письма нехорошо, Шахназ-ханум... Может быть, там написано нечто...
– Не беспокойтесь, Айхан-гардаш! Разве бы я позволила себе такое! Они помогут вам восстановить дом, многое узнать о прекрасной семье, некогда жившей здесь.
Не желая скрывать от Шахназ все еще не проходящего волнения, Айхан тихонько проговорил:
– Хорошо, будь по-вашему, я прочитаю и все верну вам. Таким образом, вы и себя избавите от труда - устранитесь от дачи мне советов, - улыбнулся Айхан.
– Вовсе нет, напротив. Прочитав письма, у вас может возникнуть ко мне еще больше вопросов. В любое время я к вашим услугам, сосед!
Сердечно произнесенное слово "сосед", еще более теплое выражение глаз будто вопрошали: "Айхан-гардаш, а как ты на это смотришь, как расцениваешь мое соседство?"
Айхан, хоть и понял намек, был не в состоянии ответить: письма, которые он держал, жгли ему руки, влекли в далекие годы детства. Что написано
Печальная тишина, к счастью, была прервана криком со стороны родника Шахназ:
– Шахназ-муэллима, эй! Шахназ-муэллима!..
Айхан со скрытым беспокойством выглянул в окно. Шахназ со словами "К добру ли в такой час..." вышла на веранду.
Под ивой стояла старая "Волга", возле нее, горделиво обняв открытую заднюю дверцу, стоял служащий правления колхоза - Вели.
– Вели? Это ты? Что прикажешь?
Послышался раскатистый хохот:
– Что я могу приказать? Я сам приказ выполняю, Шахназ-муэллима... Приказ Рамзи Ильясоглу. Он просит, если вам нетрудно, прийти в правление колхоза. И послал за вами свою машину. Вот я...
– Рамзи-муэллим?
– переспросила Шахназ и непроизвольно посмотрела на Айхана.
А он, слушая высокопарную речь весельчака Вели, приложив руку к шраму на губе, следил только за Шахназ, пытаясь что-то понять по ее глазам, лицу, голосу. Откуда в эти счастливые минуты возник этот человек по имени Рамзи Ильясоглу? Это имя он уже слышит во второй раз, и во второй раз грудь его наполняется трепетом. Что их связывает с Шахназ?
Услышав взволнованный голос Шахназ, каким она произнесла "Рамзи-муэллим?", он внутренне сжался. И, чуть не выдав себя, торопливо спросил:
– Кто такой Рамзи-муэллим, Шахназ-ханум?
– Заместитель председателя райисполкома. И еще мой...
– она запнулась, - наш... приятель... наш с Эльдаром...
– она снова запнулась, еще с юношеских лет... Рамзи-муэллим тоже из этого села, теперь он работает в районе.
Мысли Айхана путались так же, как речь у Шахназ.
Спустившись с веранды, Шахназ направилась к ожидавшей ее "Волге". Айхан смотрел ей вслед. Что еще уготовила ему судьба?
4
Тот, кто любит, богат;
тот, кого любят, еще богаче.
В день освобождения из "заключения" нас ждала ошеломляющая новость: повсюду только и разговору было, что сын пастуха Ильяса Рамзи приезжает из Ленинграда на летние каникулы. Эту новость из районного центра сообщили моему отцу по телефону.
Поскольку подобные события случались в нашем селе не часто, все Чеменли было в ожидании. Шутка ли, сын неграмотного пастуха учится в таком большом городе, как Ленинград! После Салимы Рамзи был вторым, кто уехал учиться в Ленинград.
Назавтра, после полудня, на единственной проезжей дороге, делившей Чеменли на две части, показалась легковая машина.
Это само по себе было для нашего села большой неожиданностью. Машины к нам приходили очень редко. Вот почему все взоры были устремлены на нее, когда она двигалась по дороге, поднимая клубы пыли. Все, кто был в чайхане над Бешбулагом, заслышав ее шум, спустились вниз и выстроились на обочине.
Я тоже был среди них. Изредка я слышал возгласы, в которых зависть, удивление, радость - все было перемешано: "Молодец, пастух Ильяс, вон сам райком везет к тебе твоего сына...", "А как ты думал, Мурад, в Ленинграде учиться, по-твоему, шуточное дело?..", "Да пойдет тебе впрок наш хлеб, Рамзи, сынок...".