Семизвездное небо
Шрифт:
Смеясь и рыдая, она говорила и говорила, пока не изнемогла. Я присел на корточки и взял ее лицо в свои ладони.
– Успокойся, Гюльназ... мама услышит...
Вытирая тыльной стороной ладони беззвучно текущие по щекам слезы, Гюльназ тихо сказала:
– Ты слышишь, если Шахназ не придет невесткой в этот дом, я брошусь в Агчай.
– Тише!.. Что это с тобой?
– А что может быть хуже того, что есть? А сам ты разве не понимаешь, разве есть в селе девушка, подобная Шахназ? Во всей долине Агчай такой девушки нет. В целом свете не найти подобной.
– Правда? А тогда
– Она согласится, что ты скажешь, с тем она и согласится.
– Откуда ты знаешь? Может...
– Молчи! Молчи! Молчи!
– Гюльназ чуть не подняла весь дом на ноги своим криком.
– Ты думаешь, я маленькая? Ничего не понимаю?.. Ошибаешься, гагаш! Я знаю, что ты очень любишь Шахназ, очень... на свете никто не сможет так любить.
В эту ночь село погрузилось в черное море молчания, С четырех сторон меня обступало безмолвие. Я не слышал даже гула текущей внизу Агчай, будто Агчай застыла на одном берегу этого безмолвного моря, а я - на другом. Гул стоял только в моем сердце. Оно так сильно билось, что готово было выскочить наружу. Дыхание стоявшей позади меня и что-то царапавшей ногтем Гюльназ еще больше усиливало этот гул. "Почему ты такой, Эльдар? Чем Рамзи-муэллим лучше тебя?"
Я вспомнил Рамзи, три года назад приехавшего из Ленинграда на каникулы. Окруженный каким-то сиянием, этот молодой парень, у которого и поступь, и улыбка, и взгляд сверкали, как шелковая рубашка на нем, как скрипящие новые туфли, теперь будто с самой высокой точки Чеменли - с крепости Шамиля - с иронией взирал на меня. Потому что эту крепость ребята назвали теперь его именем - "обсерватория Рамзи-муэллима". Видимо, начавший с прошлого года преподавать в чеменлинской средней школе Рамзи-муэллим часто водил ребят туда и рассказывал им о звездах. И, оказывается, рассказывая о звездах небесных, для себя выбрал самую блестящую звезду на земле.
Нет, Шахназ была моей звездой. Это я любил ее. А она? Неужели правда, что она хочет выйти замуж за этого Рамзи-муэллима?
И тут я услышал неуверенный, дрожащий голос Гюльназ:
– Эльдар, завтра же вечером увези Шахназ с собой в Баку... Давай украдем ее...
Я промолчал. Будто ее не слышал.
* * *
Мы проговорили с Гюльназ до утра. Ни к ней, ни ко мне сон не шел. Рано утром она отправилась в школу, а я, не в силах усидеть дома, пошел в село. Я был убежден, что до полудня не смогу увидеть Шахназ и Рамзи-муэллима тоже. Оба должны были быть в школе.
По большой сельской дороге я шагал к Бешбулагу. Через некоторое время меня будто пригвоздил к месту звук, так хорошо мне знакомый. Это был школьный звонок. Он свисал на железной проволоке со старого столба наверху лестницы и непрерывно дребезжал. Старый звонок! Мне всегда казалось, что он похож на зимнюю грушу. Перемена; наверное, первая перемена. А где же, интересно, этот Рамзи-муэллим? Не в классе ли Шахназ? Если там, то Гюльназ опять его передразнивает: "Великий Галилей, глядя на красное пламя костра, сказал: а все-таки она вертится"... Но сестра моя поступает нехорошо. Нельзя учителя... Нет, хорошо, даже очень хорошо.
Внезапно мне захотелось
С этими мыслями я двинулся вверх - к школе.
Проходя мимо фруктового сада сбоку от Бешбулага, я увидел отца и очень обрадовался. Как хорошо, что отец здесь! Облокотившись на деревянную загородку, он скручивал папироску. Увидев меня, тихонько присел на корточки, вынул из табачного кисета огниво с трутом и начал высекать огонь.
"Что это с ним? Почему он прячется от меня?" Я сделал еще несколько шагов, но отец упорно меня не замечал. Не возвращаться же мне обратно?
– Доброе утро, отец.
Он поднял голову, посмотрел на меня:
– Это ты, Эльдар? А я - то думал... Решил, что это кто-то другой... Потрескавшаяся кожа на его шее растягивалась и собиралась в гармошку. "Стареет отец, стареет на глазах", - подумал я.
– Никак не пойму, что со мной сегодня...
– вдруг как-то странно заговорил он.
– Будто в сердце у меня сидят два черта и противоречат друг другу. Я и сам не знаю, кого из них послушать...
– О чем ты?
– Один черт твердит: сейчас же иди к этому Рамзи-муэллиму, сыну Ильяса-киши, и скажи, чтобы убирался из нашего села!
Я остолбенел. Что я слышу? Что говорит мой отец? Может, ему известен наш ночной разговор с Гюльназ? Но откуда?
– А другой черт возражает: успокойся, пожалуйста. Таков закон природы, и в розарии всегда найдется чертополох.
По правде говоря, я был ошарашен этими словами. Будто отец прочитал мои мысли. Но вскоре я почувствовал, что его беспокоит совсем другое. Отец еще до разговоров об обручении Шахназ с Рамзи-муэллимом имел свое мнение на этот счет.
– А ты куда собрался так рано?
– вдруг спросил он.
– Хочу зайти в школу, узнать, как учится наша Гюльназ.
Я крепко ухватился за эту первую пришедшую мне на ум мысль.
– Я знаю, тебе ведь некогда следить за ее учебой...
– Кто это тебе сказал, детка?
В этот момент совсем рядом послышался знакомый скрип туфель. Мы оба обернулись.
Это был Рамзи-муэллим. Черные начищенные туфли, красивый костюм и пачка тетрадей под мышкой, которая никак не гармонировала с его нарядом. Взглянув на его надменное лицо, чуть безразличное и несколько ироничное, на выражение глаз, я подумал, что именно это и выводит отца из себя.
– Доброе утро, уста! Как чувствует себя местное правительство?
– Спасибо, детка, - тоже несвойственным ему высокомерным тоном ответил отец.
– Ты лучше скажи нам, как твои дела? Когда на свадьбу нас позовешь?
– Как только закончатся занятия, ведь Шахназ пока учится.
– Выходит, что после Шахназ уже не будет продолжать учебу? Ведь она хорошо учится, и мне это хорошо известно, поскольку она моя соседка.
– Вы правы, уста. Шахназ тоже хочет учиться. Но дома не согласны. Отца моего вы давно знаете, он ведь по-старому мыслит. О маме я уже не говорю...