Семья Рубанюк
Шрифт:
— Вы и я не одно и то же, — возразила Оксана. — Бывают такие обстоятельства, когда с желанием нельзя не считаться.
— Надо знать, что это за обстоятельства.
Оксана все так же машинально выводила по столу пальцем какие-то круги и вдруг, вспыхнув, решилась:
— Хорошо! Скажу… Мой начальник… Случилась такая беда… Любовь примешалась… — Чувствуя на себе пристальный и испытующий взгляд, Оксана мучительно краснела, сбивалась, слова у нее получались жалкие и бесцветные. — В общем… работать
Иван Остапович, вслушиваясь в дрожащий голос Оксаны, тревожно думал: «Еще полгода проторчим на одном месте, в этих болотах, таких вот сюрпризов не оберешься. Народ молодой, все закономерно… Неужели не устояла дивчина?»
Словно читая его мысли, Оксана поспешно сказала:
— Вы плохое что-нибудь не думайте… До серьезного не дошло и не дойдет. И Александр Яковлевич не пошляк, не бабник.
Иван Остапович задумчиво помолчал, потом сказал:
— Пожалуй, придется к твоей просьбе прислушаться. Ты рапорт написала?
Оксана подала ему аккуратно сложенный листок.
— Оставь у меня, поговорю с начсандивом. Через несколько дней тебе сообщат решение…
Возвращаясь в медсанбат, Оксана обдумывала, что бы такое сказать Романовскому. Ушла она без разрешения, после того как Александр Яковлевич грубо накричал на нее в перевязочной, а затем прибегал извиняться и говорил какие-то любезности.
Уже на полдороге Оксана спохватилась, что забыла сообщить Ивану Остаповичу о письме Аллы Татаринцевой. Алла настойчиво просила помочь ей вернуться на фронт. Она вполне могла бы заменить Оксану в медсанбате.
«На следующей неделе пойду еще раз к Ивану Остаповичу, тогда и покажу письмо», — утешила себя Оксана.
Но через день произошло весьма важное событие. Дивизию срочно перебрасывали на другой фронт, и Оксана так и не успела оформить свой перевод.
За сутки до того как медсанбат покинул деревушку, с передовой доставили девушку-снайпера с осколочным ранением левой руки. Оксана в это время дежурила и, сидя в приемо-сортировочной, узнала, что фамилия девушки Синицына, зовут ее Ниной. Она была ранена при смене огневой позиции.
— Меня не отправят в тыл? — тревожно допытывалась Нина, при каждом движении морщась от боли и с трудом сдерживая слезы, наполнявшие ее большие глаза.
— Больно? — спросила Оксана, сочувственно глядя на нее.
— Не больно… Боюсь как бы меня не задержали здесь долго.
— Врач решит, — ответила Оксана уклончиво: рана была серьезная.
Она повела Синицыну на осмотр к Романовскому.
— В эвакогоспиталь! — приказал он коротко, закончив обработку раны и перевязку.
Синицына с мольбой приложила здоровую руку к груди:
— Товарищ доктор!..
— Ну, а кто будет с вами в дороге нянчиться, любезная? — Романовский
Синицына упрямо тряхнула рыжими волосами, сузила глаза:
— Это меня не касается. Я не могу отстать от подруг… И пару свою потерять.
— Ничего не могу поделать.
Романовский снял халат.
— Не возьмете — и сама доберусь до станции, — сказала Синицына таким тоном, что и Романовский и Оксана поняли: девушка способна это сделать.
— Разрешите, товарищ майор, ехать ей с нами? — сказала Оксана. — Возьму все хлопоты на себя.
Романовский с досадой махнул рукой:
— Доложите командиру медсанбата…
На следующее утро за имуществом и людьми медсанбата пришли автомашины. За три часа колонна добралась до станции Бологое, наполовину разрушенной бомбами. Горьковато запахло угольным перегаром, карболкой, вокзальными запахами — мазута, солдатского сукна, махорки.
Оксана, поддерживая Синицыну, помогла ей выйти из кабины, огляделась.
На путях лязгали буферами составы, на платформах тесно стояли орудия, автомашины, походные кухни. Перед длинным полуразбитым вокзальным зданием лежали и сидели в ожидании погрузки солдаты.
— Почти год не видала всего этого, — сказала Оксана, с любопытством разглядывая пыхтящие паровозы, толчею у баков с кипяченой водой. — Даже чудно как-то…
Пока майор Романовский узнавал о порядке погрузки, Оксана и Синицына прошли на перрон. Едва они сделали несколько шагов, Синицына схватила Оксану за рукав шинели.
— Дивчата наши! Вон, возле водокачки…
Одна из двух девушек, на которых показала Синицына, заметила их и, сказав что-то подруге, первая бросилась навстречу.
Оксана с улыбкой смотрела, как девушки с разбегу начали тискать, целовать Синицыну. Они говорили все разом, и сперва невозможно было понять, что произошло. Оказалось, что, разыскивая раненую подругу, девушки отстали от своего эшелона, ушедшего быстрее, чем они предполагали.
— Ой, и попадет нам от Саши и от капитана! — воскликнула белокурая девушка и порывисто прижалась к Синицыной. — Ни винтовок, ни котелков… Все уехало…
Оксана заметила Рубанюка. Он стоял возле двери с табличкой «Комендант» и что-то говорил окружавшим его командирам.
Указав на него девушкам, Оксана посоветовала:
— Доложите полковнику. Он скажет, как вам быть.
Синицына спохватилась:
— Я вас не познакомила… Сестра из санбата… Это она меня выручила… Хотели в тыл эвакуировать.
— Мария.
— Клава.
— А мы где-то с вами встречались, — сказала Оксана, присматриваясь к Марии.
— В пятьсот шестнадцатом эвакогоспитале… В Москве…