Семья Рубанюк
Шрифт:
В первых числах августа к пилораме, где уже устанавливали станок и двигатель, приобретенные в соседнем совхозе, начали подвозить и складывать в штабеля бревна для просушки.
Здесь Петра и застал как-то Бутенко, возвращаясь на своей бричке из дальних колхозов.
Петро часто представлял себе, как он, когда пилорама заработает, пригласит сюда Игната Семеновича и с наслаждением будет наблюдать за выражением его лица. Не легко было в столь короткий срок соорудить деревянный шатер, каменные пристройки к нему
Но до пуска пилорамы оставалось не меньше недели. Поэтому, узнав еще издали гнедых лошадей и знакомый картуз секретаря райкома, Петро не без досады подумал: «Эк понесло его именно по этой дороге! Никогда здесь не ездил, а сейчас как будто нарочно…»
Он машинально скользнул пальцами по складкам выгоревшей гимнастерки к поясному ремню, когда Бутенко тронул рукой плечо кучера и тот, повинуясь его короткому жесту, свернул с узкой приднепровской дороги.
Не доезжая шагов десять, секретарь райкома легко спрыгнул с брички и, разминая ноги, отряхивая пыль с дождевика и фуражки, пошел к строениям.
— Показывай, показывай, председатель, — сказал он на ходу вместо приветствия.
— Хвастать еще нечем, — бормотал Петро, шагая за ним.
— Нечем? Гм!.. И никакой такой лесопилки у тебя нет? И мой бывший партизан Грищенко не возится сейчас около станка? — Бутенко засмеялся. — Хотел тихонько пустить пилораму, а потом уж ошарашить меня? Догадался, а?
Он взял Петра за локоть и подвел к еще не собранной пилораме, возле которой хлопотал сутуловатый сухонький старичок.
— Павлу Петровичу! — приподнял картуз Бутенко.
— Доброго здоровья, Игнат Семенович! — живо и весело откликнулся старичок. Он распрямился, сдвинул на вспотевший лоб очки в железной оправе и пошевелил кепочку на лысой голове.
— Стало быть, не только хороший стрелок, но и мастер на все руки? — спросил Бутенко, улыбаясь.
— Да оно как сказать, Игнат Семенович.
Старик протер большими пальцами стеклышки очков, снова прикрыл ими бледно-голубые глаза, подернутые старческой желтизной.
— Какой же из меня стрелок? — подслеповато щурясь и разглядывая ржавый болт, сдержанно произнес он. — Вот мое рукомесло.
— Скромность — дело не зазорное. — Бутенко повернул запыленное лицо к Петру. — Шесть карателей на боевом счету. Ни одного промаха. А?! «Не мое рукомесло…»
— Вот это сейчас, конечно, надо, — сказал Бутенко, указывая на станок, штабеля бревен. — Но слишком не увлекайтесь. В Богодаровке начали большой лесозавод строить. Беритесь за электростанцию покрепче. Учтите, на днях гидротехники к вам из Сельэлектро прибудут. Покажите им плотину, вместе составьте расчеты. Вообще обмозгуйте все по-хозяйски.
— Мы, как пионеры, всегда готовы, — шутливо козырнув, сказал Петро.
Бутенко
Петро вернулся домой около полуночи. Проходя мимо палисадника, взглянул в освещенное раскрытое окно.
За столом, у радиоприемника, сидели мать и Бутенко. И хотя разговаривали они вполголоса, Петро понял, что речь шла о нем.
Усмехнувшись, Петро устало поднялся по ступенькам крыльца.
— Батько не приходил из сада? — осведомился он, снимая планшет и присаживаясь на лежанке.
— Приходил и обратно подался, — ответила мать. — Буря налетела: у них там яблоки посбивало.
— Так он, что же, ночью собирать их будет?
— А ты батька нашего не знаешь?
Катерина Федосеевна, поправив фитиль в лампе, пошла на кухню готовить ужин.
— Ну, Рубанюк, Дрогобыч наш, — сообщил Бутенко, кивнув на приемник. — Ставь флажок.
Он искоса наблюдал, как Петро, тяжело переставляя усталые ноги, побрел к карте, потом сказал:
— Садись-ка, поговорим. Как ты работаешь, дружище, я видел. Пока претензий нет. А вот вид у тебя неважный. Не следишь за своим здоровьем. Устаешь здорово?
«Так и есть, мать нажаловалась», — догадался Петро.
— Чувствую себя ничего, — сказал он.
— А вот я устаю чертовски, — пожаловался Бутенко, — иногда с ног, понимаешь ли, валюсь. И честно признаюсь, так хочется выкроить свободный денек, забраться куда-нибудь в лес или на речку… поспать вволю, рыбку поудить. Ты давно не рыбачил?
— Давно.
— Это напрасно. Удочки есть у тебя?
— У Сашка нашего есть.
— Давай-ка завтра на Днепр с тобой катнем! Рыбные места знаешь? Лето проходит, а я ни разу на рыбалке не был. Дела наши никуда не уйдут, прах с ними. — Бутенко вдруг сердито вздернул бровь. — Чего ты ухмыляешься? Я серьезно говорю.
— Ни на какую рыбалку вы не поедете.
— Я? Федосеевна! — уничтожающе глядя на Петра, крикнул Бутенко. — Вы нам крупы какой-нибудь сможете пораньше распарить? На зорьке пойдем с вашим сыном рыбачить.
— Жмыхи лучше, — подсказал, все так же улыбаясь, Петро.
— Пожалуй, — не задумываясь, согласился Бутенко. — А червяков там накопаем. Значит, чуть свет забираешь снасти, жмыхи — и на Днепр! А я только с Громаком повидаюсь — и туда же! На весь день! Какой-нибудь котелок возьми. Уху будем варить?
— А как же! — В глубине темных зрачков. Петра вспыхнули веселые искорки. — Обязательно будем уху варить.
После ужина он внес в комнату рыболовное имущество Сашка.
— Давайте, Игнат Семенович, распутаем пока.